Так что могу определить, когда это случилось. Когда я вышел из «погружения», одна часть симфонии почти закончилась. Таким образом, это должно было произойти примерно через час после начала, поскольку адажио длится двадцать одну минуту.

Намного быстрее первого погружения.

Я называю состояние «погружением», поскольку это слово кажется мне сейчас наиболее подходящим. Как будто меня – мгновенно – втянули внутрь. Сначала кажется, что тебя куда‑то несет, теряешь ориентацию. Слышу музыку, но она для меня лишена смысла. Смотрю не отрываясь на движущийся кончик карандаша, но это движение происходит отдельно от меня. Не я пишу слова, появляющиеся на бумаге, – они сами себя пишут. Вокруг начинает собираться туман, пока поле зрения не сужается до кончика карандаша. Музыка обрывается на низком искаженном звуке, словно я вдруг оглох. Потом она совсем пропадает. Нет, не так. Не музыка пропадает, а я сам оказываюсь вне зоны ее действия. Знаю, что музыка продолжается. Просто я уже в другом месте, и она не достигает моих ушей.

Другое место – это 1896 год.

На этот раз я чувствовал, что мое тело тоже находится там. Я ощущал под собой какой‑то матрас. А это означало, что, если в первый раз я совершил мысленное путешествие в 1896‑й, на миг ощутив свое присутствие там, то на сей раз оказался там и телесно. Физически я лежал в этой комнате в 1896‑м. В течение пяти или шести секунд я полностью там находился, душой и телом.

Ощущения при возвращении были тоже другими. В первый раз все произошло быстро, каким‑то скачком. Меня словно отбросило назад – довольно неприятное чувство.

На этот раз было больше похоже на… проскальзывание? Не совсем. Хотя нечто вроде. Думается мне, это физическое ощущение сродни проскальзыванию назад под какой‑то пленкой. Оставим это, не могу выразить словами. Знаю лишь, что это произошло. Суть в том, что зона перехода – вход, отверстие, пленка – нечто очень маленькое и узкое.

И весьма ощутимое. Чувствую, словно оно меня обволакивает в тот момент, как я, со всей очевидностью находясь в 1971 году, пишу свои заметки. За неимением лучшего определения называю это «временем 2». Оно от нас неизменно удалено на один удар сердечного ритма. Нет, не так. Оно от нас вовсе не удалено. Оно с нами. Просто мы не осознаем его присутствия. Хотя, приложив некоторое усилие, человек может это осознать и его достичь. Надо снова попробовать.

Сейчас я чувствую себя так близко. Интересно, смогу ли обойтись без карандаша и бумаги? Эти установки, написанные сотни раз, уже отпечатались в моем мозгу. Почему бы мне не лечь и мысленно не повторять их, слушая музыку?

Почему бы и нет, в самом деле?

* * *

Один час сорок три минуты пополудни. Надо быстро диктовать, пока не забыл подробности.

Запись прервалась в тот момент, когда я вышел из погружения, так что, когда это произошло, не знаю.

Но знаю, что это было потрясающе.

Должно быть, это длилось больше минуты. Но казалось, гораздо дольше. Не хочу преувеличивать.

Тем не менее длилось это столько, что я успел рассмотреть картину на стене, которой нет в комнате, где я нахожусь сейчас.

Когда это случилось, прежде всего пришла убежденность. И каждый раз это казалось неотъемлемой частью происходящего. Глаза у меня были закрыты, но я бодрствовал и знал, что нахожусь в 1896‑м. Возможно, я «чувствовал» его вокруг – не знаю. Во всяком случае, мысленно я не сомневался. И, кроме того, не успев еще открыть глаза, ощущал реальное тому подтверждение.

Продолжая лежать, я услышал какой‑то особенный потрескивающий звук.