Изменить размер шрифта - +
Когда она устроилась на краешке дивана, я откинулся в кресле, чувствуя себя статистом в некоей надвигающейся сцене, не знающим ни слов диалога, ни сюжета пьесы.

Подняв глаза, она взглянула на меня.

– Что‑нибудь случилось? – спросил я, не дождавшись ее слов.

Тяжелый, утомленный вздох. Она медленно покачала головой.

– Не понимаю, зачем я это делаю, – сказала она. В голосе ее звучала боль. – Никогда в жизни не делала ничего подобного.

«Знаю», – подумал я. Слава богу, вслух этого не произнес. «Но ты меня ждала», – едва не сказал я. Это я тоже отверг. Лучше промолчать.

Когда она заговорила снова, в ее голосе слышался вызов.

– Разум говорит мне, что мы с вами впервые встретились на берегу вчера вечером, что до этого момента мы не были знакомы. Разум говорит мне, что у меня нет причин вести себя по отношению к вам так, как я себя вела. Никаких причин. – Она замолчала и взглянула на свои руки. Казалось, прошло много времени, наконец она продолжила, не поднимая глаз: – Но все же я это делаю.

– Элиза…

Я начал вставать.

– Нет, не двигайтесь, – сказала она, быстро поднимая взгляд. – Я хочу, чтобы между нами была… дистанция. Не хочу даже отчетливо видеть ваше лицо. Вид вашего лица… – Судорожно вздохнув, она умолкла и лишь через пару минут закончила: – Чего мне хочется, так это подумать.

Я молчаливо ждал анализа, осмысления и перспективы. Ничего не последовало, и я понял, что она говорит скорее о надежде, чем о каком‑то плане.

После долгой паузы Элиза подняла голову и взглянула на меня.

– Господи, как же я сегодня смогу играть? – спросила она скорее саму себя.

– Сможете, – уверил ее я. – Вы будете великолепны.

Она еле заметно покачала головой.

– Так и будет, – сказал я. – Я буду на вас смотреть.

Она невесело усмехнулась:

– Что мне вовсе не поможет.

Некоторое время Элиза молча смотрела на меня, потом, протянув руку вправо, дернула за выключатель настольной лампы. Загорелась лампочка, и я заморгал.

Она продолжала глядеть на меня при свете с непонятным выражением лица. Несмотря на ее сумрачный вид, мне показалось, она начинает меня принимать. Это, пожалуй, слишком сильно сказано – скорее становится более терпимой. По крайней мере, мое положение несколько упрочилось.

Она наклонила голову.

– Простите, – сказала она. – Я снова на вас глазею. Не знаю, зачем продолжаю это делать. – Она вздохнула. – Конечно же знаю, – поправилась она. – Дело в вашем лице. – Она искоса взглянула на меня. – В нем есть что‑то помимо красоты. Но что?

Мне хотелось заговорить или что‑то сделать, но что – я не знал. Я боялся совершить ошибку. Она снова смотрела на свои руки.

– Я считала, что знаю, каков этот мир, – тихо произнесла она. – По крайней мере, мой мир. Я думала, что настроена на любой его ритм. – Она покачала головой. – А теперь вот это.

Я собирался выполнить ее просьбу – соблюдать дистанцию, – но, не успев даже осознать своего намерения, вдруг встал и пошел к ней. Она смотрела, как я подхожу, если и без заметного смущения, то едва ли с радостным ожиданием. Садясь рядом с ней на диван, я ласково улыбнулся.

– Жаль, что вы не выспались, – сказал я.

– Это так заметно? – спросила она, и я понял, что до этого момента ничего такого не осознавал.

– Я тоже почти не спал, – признался я. – Почти всю ночь я… думал.

Быстрый переход