Уитни вспомнила, как смотрела на них, трогала, нежно гладила сморщенное личико.

– Подожди, ничего не понимаю… – пробормотал Дэн. – Моя дочь… Наша дочь… – От потрясения у него перехватило дыхание, он не мог продолжать. – Боже мой, теперь все понятно. Так вот в чем дело. Вот почему ты была такой грустной. Говорила странные вещи, а иногда… смотрела на Амелию, как на чужую… – Он будто разговаривал сам с собой. Уитни не знала, что сказать. Да и ждал ли он ответа? – В голове не укладывается. И ты молчала… – Еще одна пауза. Тяжелый вздох. – Как же ты могла после смерти нашего ребенка вот так запросто взять чужого?

Уитни фыркнула и вытерла глаза.

– Я взяла ее вовсе не запросто! Меня попросила Милли.

– То есть подруга сама отдала тебе своего ребенка? А ты тут ни при чем? Она пришла в твою палату, а потом придумала этот безумный план?

Прижимая ребенка к груди, в одних носках Уитни пробежала по коридору и, завернув за угол, скользнула в больничную палату. Милли лежала на кровати и спала как убитая, на ее коже темнели синяки. Пищали аппараты. Рядом с кроватью в прозрачной пластиковой люльке лежала малышка, ее грудь вздымалась и опадала. Ребенок на руках Уитни был неподвижен.

Уитни закрыла глаза, отгоняя нежданное воспоминание.

– Уитни?

– Э… – Уитни с трудом проглотила комок в горле. – Да. Именно так все и произошло. Ты ведь помнишь Милли, Дэн. Жизнь у нее совсем не задалась. Чему тут удивляться?

– Даже если это правда, как ты могла? Выдавать все эти годы чужого ребенка за своего!

– Так было лучше для Амелии. Она попала в хорошую семью. Ты хоть представляешь, какой была бы ее жизнь, если бы я отказалась взять ее?

– Но как ты могла, ведь это чужой ребенок!..

– Наша дочь умерла, Дэн. – ответила Уитни. – А Амелии нужен был дом. Семья. Ты и правда жалеешь, что я уступила Милли? Неужели ты хотел бы, чтобы в нашей жизни Амелия никогда не появилась бы? А вместо тебя ее отцом был бы Митч?

Дэн молчал. Сердце Уитни колотилось в груди. От Лорен можно было ожидать чего угодно, но Уитни должна быть уверена, что Дэн на ее стороне. Что на него она может рассчитывать. Что он поддержит ее решение.

Темные глаза ребенка Милли поблескивали в темноте.

– Нет, такого я не хотел бы, – наконец произнес он едва слышно.

Дэн был сломлен, это чувствовалось даже по телефону. Уитни оплакивала ребенка, которого потеряла, уже долгие годы. Для Дэна рана была совсем свежей. И никто лучше Уитни не знал, что он сейчас испытывает.

Тихо, чтобы не разбудить малышку, Уитни прошла в глубь палаты. Когда она укладывала неподвижное тельце своего ребенка в кроватку, ее бил озноб. Дрожащими пальцами она поменяла детские бирки, а затем взяла на руки живого ребенка, наслаждаясь его теплом.

– Здравствуй, моя сладкая девочка, – прошептала она, выбегая из палаты в затемненный коридор. – Амелия.

Словно привыкая, она пробовала имя на вкус. Оно было кисловатым. Непривычным. Но со временем станет сладким.

Уитни больше не сдерживала себя, слезы бежали по щекам ручьями.

– Мне жаль, что так случилось, Дэн.

Мертвые не могут говорить. Давать признания. Излагать свою версию событий. Никто, кроме Уитни, не знал, что произошло той ночью на самом деле. Поэтому правдой будет то, что расскажет она.

Милли сидела на больничной койке, закрыв лицо руками; ее плечи сотрясались от рыданий. Уитни застыла в дверном проеме. Во рту пересохло.

– Милли? – Она шагнула внутрь.