– Деннис сегодня сажает картошку, – сказал Сирил.

– Да, – кивнул Дуглас. – Я собирался от вас поехать прямо туда.

Отец погасил до половины обгоревшую спичку и едва слышно чертыхнулся, непроизвольно покосившись на дверь, за которой исчезла жена.

– Надо проверить, соблюдает ли он расстояние. А то в прошлом году картошка была посажена слишком тесно.

– Да, папа, ты уже говорил. Я непременно ему напомню.

Сирил снова уставился на свою трубку.

– Ну как, ждешь прибавления? – неожиданно спросил он.

– Что? Ой… – (У отца всегда было не разобрать, шутит он или нет.) – Ой, нет. На самом деле, папа, мне надо с тобой кое-что обсудить.

Трубку наконец-то удалось зажечь. Выдохнув тонкую струйку дыма, отец откинулся на спинку стула, морщины на его лице немного разгладились.

– Ну давай выкладывай, – добродушно произнес он.

Дуглас посмотрел на отца и принялся судорожно вспоминать, куда он положил свои записи. Затем встал, взял с буфетной полки папку и аккуратно выложил бумаги перед отцом на стол.

– А что это такое?

– То, о чем я как раз и собирался с тобой поговорить. Мои предложения. По поводу преобразования поместья.

Дуглас поменял местами странички и, отойдя в сторонку, принялся наблюдать за отцом, который, склонившись над столом, уставился на бумаги:

– Идеи по преобразованию поместья?

– Я работаю над этим уже много лет. Меня подстегнула эта история с Единой сельскохозяйственной политикой, ну а еще твои разговоры, что ты готов прекратить производство молочных продуктов. Мы можем прикинуть, как устроить все немного иначе.

Сирил безучастно слушал сбивчивую речь сына. Затем снова заглянул в бумаги:

– Передай мне очки, пожалуйста.

Дуглас, проследив направление отцовского указующего перста, нашел очки и протянул отцу. Судя по раздававшимся из кухни звукам выдвигающихся и задвигающихся ящиков, мама доставала и ставила на поднос чайную посуду. У Дугласа внезапно застучало в висках. Он сунул руки в карманы, затем снова вытащил, с трудом борясь с искушением подскочить к столу, чтобы показать отцу некоторые параграфы.

– Я тут еще приложил карту. – У Дугласа больше не осталось сил сдерживаться. – А поля специально обозначил разными цветами в соответствии с их использованием.

Время тянулось мучительно медленно, а потом как будто остановилось. Дуглас во все глаза смотрел на отца, изучавшего бумаги, но лицо Сирила оставалось абсолютно бесстрастным. В комнате было тихо, только за окном кого-то неистово облаивали собаки.

Наконец отец снял очки и выпрямился. Его трубка потухла, и, внимательно проверив ее, он положил трубку на стол возле себя.

– Так, значит, этому тебя научили в сельскохозяйственном колледже?

– Нет, – ответил Дуглас. – На самом деле это все мои собственные идеи. Словом, я очень много читал про кибуцы и все такое, ну и, сам понимаешь, естественно, о Раунтри, но…

– Потому что, если это так, значит мы просто пустили на ветер каждый чертов пенни, потраченный на твое обучение! – с напором произнес Сирил; и его слова были точно разящие пули, так что Дуглас даже подскочил, будто от физической боли.

Однако лицо отца по-прежнему ничего не выражало, только вспыхнувшие глаза да внезапная бледность обычно румяного лица говорили о сдерживаемом гневе.

Они сидели молча, пристально глядя друг на друга.

– Я всегда считал тебя здравомыслящим человеком. Мне казалось, мы с детства привили тебе понимание того, что правильно и что…

– Но это правильно, – перебил отца Дуглас, несколько повысив голос.