— Вернёмся, командование части в моём лице Димыч обязательно будет ходатайствовать перед руководством страны о твоём поощрении таким автомобилем.

— Я не возражаю! — хохотнул Димка, выскакивая из салона машины, которая добросовестно довезла нас до места, где она должна была закончить своё существование.

Майор остановил джип на самом краю горной дороги. Машина в лучах восходящего солнца поблескивала своей полированной поверхностью. Цвет «металлик», наверное, особенно красиво смотрелся бы при дневном свете. От дорожной колеи круто вниз на большую глубину уходил обрыв. Мы слили из бака, пробив его ножами в нескольких местах, остатки топлива, чтобы во время падения и удара о дно ущелья машина не загорелась бы от самопроизвольного воспламенения паров бензина, и тем самым пожар не привлёк к себе внимания наших преследователей, если, конечно, за нами уже организована погоня.

— Пусть попробуют поискать нас на промежутке почти в сто пятьдесят километров. Я правильно мыслю, отцы командиры? — Как всегда весело проговорил прапорщик.

— Правильно! Правильно! Всё правильно! Дмитрий! — Скороговоркой ответил в тон ему майор. Алёшка среди нас считался молчуном, говорил только по делу, вовремя и всегда правильные и нужные вещи.

Майор включил рычаг переключения скоростей в нейтральное положение, снял с ручного тормоза, после чего мы осторожно скатили джип с дороги к краю пропасти, куда он через секунду и рухнул на самое его дно, по которому протекала быстрая горная речка. У меня и у ребят сердце закололо от жалости, когда красивый и блестящий автомобиль разлетелся от удара об камни в разные стороны многочисленными деталями и частями своего некогда шикарного корпуса. Но другого выхода у нас не было.

Я достал карту, развернул её и спросил Алексея: «Здесь ты свернул с основной трассы?» Ребята склонились над картой, и майор указал точное место, где от асфальтированной дороги в сторону уходила грунтовая. Не доезжая до неё километров, эдак, пять в сторону нашей границы от основной трассы шла ещё одна грунтовка, вернее было бы сказать, небольшая тропинка, обозначенная тонкой пунктирной линией.

— Может быть, нам надо было там свернуть? — неожиданно спросил я.

— Нет, командир! Мы свернули вовремя. Всё-таки и до нашей границы отсюда поближе, а до турецкой подальше. Не стоит идти вплотную. Погони за нами нет, а то вертолёты сейчас наверняка как мухи летали бы над дорогой и прилегающему к ней району, ну, по крайней мере, патрулировали бы над ней и вдоль границы. А так-то ведь тихо, — успокоил меня Сокольников, заметив мои неожиданно возникшие опасения. Только вот всё равно на душе от его утешений спокойнее не стало, даже наоборот появилась где-то в самой глубине груди непонятное беспокойство, замешанное на печали и тоске.

— Да что-то сердечко ноет. Никак не пойму от чего? — я показал на левую сторону груди. — Болит и ноет. И тревога ребята, тревога необъяснимая, причём, с примесью необоснованного страха. Я думаю, нас будут ждать уже на границе. Там ведь не везде пройти можно, по горам идём, вот и ждут они нас на горный проходах да на перевалах, хотя…? Хотя может это всё кажется?

— Не продолжай, Батя, не надо! Хотя чутьё тебя никогда не подводило, но вроде всё прошло хорошо: без эксцессов и осложнений. Как говорится, без сучка и задоринки! Ну, а если тревога на душе непонятная, значит, идти надо поосторожнее и повнимательнее. Торопиться не будем. А ежели насчёт Клима? То, я смекаю, что он нас не подведёт. Должно быть, не сегодня так завтра уже в Москве будет. Документы у него надёжные, через день генералу на стол положит образец препарата и лазерные диски. Климов говорил, что у них это быстро делается.

— Ладно, посмотрим! Ну, двинули?

— Так давно пора это сделать, — эхом отозвались мои друзья Алёшка Чернышёв и Димка Сокольников.