— Командир! Я чего-то не понял, а кони-то где? — окончательно пришёл в себя прапорщик.

— Какие кони?

— Ну, ты же ведь сказал: По коням! Не вижу я коней что-то!

— Кони после возвращения в Москву, тебе только сивого мерина! — ответил я уже на ходу, радуясь Димкиному настроению.

Прежде чем уходить с места боя, я серьёзно посмотрел на ребят и сказал: «Всё! Отныне работаем вместе, как подводники во время аварии: или все всплываем, или все погибаем. Никого и ни для чего не оставляем. Выйдем все — таково моё решение! Вместе выходить всегда легче. Короче, решение моё окончательно, обжалованию не подлежит и действует до окончания операции, даже если меня не станет. Понятно? Вопросы есть? — И, не дожидаясь ответа, сам же закончил. — Вопросов нет! Вот и прекрасно!»

— Тьфу, тьфу, тьфу! — сплюнули трижды через левое плечо Сокольников и Чернышёв одновременно. — Ну, что ты, Саня, глупости говоришь, не станет! Надо не думать о плохом, как говорит наш генерал!

— А от этого плохое не убежит, с ним надо просто не встречаться, генерал ещё и так говорит! — Ответил я.

— Ладно! Решение насчёт того, что все вместе, хорошее, командир! И, главное, правильное! Мы с Алёшкой согласны! — Дмитрий весело кивнул Седому и протянул руку, чтобы тот помог ему подняться с камня. Прапорщик сделал шаг и сильно поморщился при этом, видимо движение доставляло ему боль. Это было плохо, очень плохо, да только выхода другого всё равно не имелось. «Да, так мы далеко не уйдём, но ничего Димка — парень терпеливый. На автопилоте идти будет», — подумал я про себя. Дед в этот раз пропустил меня вперед себя и двинулся следом. Замыкающим шёл майор Чернышёв. Нам пришлось в этот раз нарушить традицию.

Мы передвигались быстро, насколько позволяло нам физическое состояние Димыча. Его здорово избили, поэтому каждый шаг давался ему с трудом, к тому же сломанное ребро затрудняло дыхание. Конечно же, Димкино состояние мешало нам идти с максимальной скоростью. Он прекрасно чувствовал, что является обузой и тормозит движение, поэтому, стиснув зубы, терпел боль и старался не останавливаться, а наоборот, даже поторапливал нас. Но, видимо, вскоре терпеть ему стало не в мочь.

— Саня! — Взбираясь следом по крутому склону, закричал мне в спину прапорщик, когда я сделал короткую остановку, чтобы дать возможность перевести дух и немного отдохнуть выбивавшемуся из сил Димке. — Подожди, Саня! Дай секунду отдышаться, а не то задохнусь! Видно, точно сказал Алексей, ребро у меня сломано, — уже шёпотом закончил начатую фразу прапорщик Сокольников.

Я дал команду, и мы тут же остановились, присели на землю. Говорить ни о чём не хотелось. Молчание нарушил Алексей, заговорив как бы сам с собой, но это у него была такая манера советоваться.

— Конечно, они нас не выпустят отсюда и постараются отрезать путь на стык трёх границ, — начал он размышлять вслух. — Они ведь не дураки, поняли уже, наверное, куда мы путь держим. Надо срочно менять направление движения. Тем более сейчас, когда мы перебили человек двадцать! Вертолёты с минуту на минуту свалятся, сразу нас засекут. Надо ночь где-то пересидеть, а потом до соседнего государства рвануть. Всё ближе! Пойдём напрямик. До Тегерана доберёмся, а там в посольство заявимся, и ты, командир, доложишь всё кому следует. Климов-то, поди, уже к тому времени вернётся?

— Мысль, вроде ничего, хорошая мысль, надо обмозговать на привале ночью, а ночевать мы будем здесь. Вон, видите, небольшая пещера под камнем, который выходит выступом из скалы. Видите? — Крикнул я в ответ.

— Видим, видим! — Ответил за двоих Алексей, не посмотрев в указанном направлении.