— Да.

Они смотрели в окно — небо вдруг вспыхивало, словно гигантская багровая каска, которая начинала переливаться всеми цветами, затем бледнела, остывала и растворялась в ночном мраке.

— Ну и работенку на нас взвалили, — сказал генерал.

— Это хуже, чем война, — сказал генерал-лейтенант. — Я был на войне, но это еще хуже.

Генерал взглянул на пустой рукав, засунутый в карман мундира.

Можешь и не говорить, что ты был на войне, подумал он.

— Эти кости — квинтэссенция войны, ее суть, очищенная от всего случайного, — сказал генерал-лейтенант. — Это словно осадок, выпадающий на дно сосуда в результате химической реакции.

Генерал печально улыбнулся. Они наполнили рюмки. Из таверны доносилась музыка.

— Вы слышали о том, что у ныряльщиков за жемчугом разрываются легкие, если они опускаются слишком глубоко? Так вот, у нас разорвалась душа.

— Это верно, душа у нас разорвалась.

— Мы устали, — сказал генерал.

— Мне тоже так кажется.

— Воевать в горных условиях очень тяжело, — сказал генерал. — Особенно в таких горах. Я начал было изучать этот вопрос, но бросил. Возникает слишком много сложнейших проблем.

Генерал-лейтенант кивнул.

— А если бы это была настоящая война? — продолжал генерал. — Тогда, может быть, через двадцать лет искали бы нас.

И у тебя, кроме руки, не хватало бы еще кое-чего, подумал он.

— Вы так думаете?

— И другие пили бы, может быть, за этим же столом и разговаривали бы о нас.

— Может быть, — сказал генерал-лейтенант. — Могло бы быть и так. Но ведь события могли принять совсем иной оборот. Мы могли бы и не потерпеть поражения.

— Знаете, о чем я думаю? — спросил генерал. — Я как-то сказал сопровождающему меня священнику, что мои с ним разговоры напоминают диалоги некоторых современных драм. Теперь я замечаю, что и разговоры между нами тоже напоминают такие диалоги. Ну почему мы говорим неестественными фразами, зачем стараемся произвести впечатление?

— Потому что мы люди с тонкой нервной организацией, — ответил генерал-лейтенант.

Генерал взглянул на него.

— Это вы неплохо заметили, — сказал он.

— Поэтому нам нравится говорить на такие темы, как некоторым нравится добавлять в еду много острого соуса и перца, — продолжал тот.

Генерал засмеялся.

Снизу доносилась музыка, а кофеварка-экспресс периодически свистела, выпуская пар, словно маленький паровоз.

— Вы не припоминаете, той ночью, когда мы познакомились, я рассказывал вам о стадионе? — спросил генерал-лейтенант.

— О том стадионе, где вам не разрешали копать, пока не закончится футбольный чемпионат?

— Да, именно о том.

— Припоминаю, — сказал генерал. — Сначала вы раскапывали боковые дорожки, а на бетонные трибуны лил дождь, и со всех сторон текли потоки воды.

— Верно, — сказал генерал-лейтенант. — Все так и было. Ямы чернели вокруг футбольной и баскетбольной площадок, а с трибун хлестала вода. Потом мы стали раскапывать само поле, там, где стоит вратарь, там, где место полузащитника, там, где носятся нападающие, словом, поле скоро стало похоже на решето. Но я не об этом хотел сказать.

— А о чем же тогда?

— Я рассказывал вам о девушке, которая приходила каждый день и дожидалась своего жениха, пока не заканчивалась его тренировка?

— Да, что-то такое вы мне рассказывали, я смутно припоминаю.