|
Каменский видел вред слабого командования — и пришлось круто: он в сутки едва два часа без дела бывает, все силы возможные употребляет на труды, в чём нельзя не отдать ему справедливости, и я не могу не удивляться, что он без опытности мог войти и обнять всё, как он сделал. Я всё описал Вам, милостивый государь дядюшка, что знаю, и, кажется, не упустил ничего. Я знаю, сколько должно быть Вам сие интересно, и впредь при всяком случае не оставлю уведомлять Вас. Теперь кончу принесением глубочайшего почтения, с коим пребыть честь имею, милостивый государь дядюшка, покорнейший слуга
Николай Раевский.
2 мая, Тернецы. Из письма приложенного брата, Григория Александровича, Вы изволите увидеть, что уж он не в авангарде и как оное произошло. Я жалею, что он не при мне, что для того выгоднее бы было, хоть князь Трубецкой, конечно, будет иметь о нём попечение. На письмо Ваше, милостивый государь дядюшка, о ссорах, которые из семьи нашей не переставали, скажу Вам, что мне чрезвычайно грустно, но нельзя мне не верить и Софье Алексеевне, потому что Александр Львович три или четыре года тому доказал, что он в состоянии забыть благопристойности и уважение, которыми обязан всякий человек женщине, особливо жене брата, который по летам в отцы им годится и перед ними виноват никогда не был. Легко можно огорчить одним словом человека, так что другой посторонний не приметит, и придраться к нему нельзя будет; все сие не помешало мне стараться быть ему полезну, равно и Василию Львовичу. Когда в них есть ещё искра совести, то ей и оставляю наказывать их. Мне сказывали, что я назначен с корпусом идти к Туртукаю и обеспечить переправу генерала Засса. Если сие так выполнится, то я должен иметь дело с неприятелем. Когда что случится интересное, я непременно вас, милостивый государь, уведомлю. Через четыре дня мы движемся непременно. Я пользовался здешней стоянкой, маневрировал как здесь прилично, побригадно, а завтра всем корпусом буду. Вы не поверите, что из двух или трёх полков построить каре не умеют, хотя полки поодиночке весьма хороши. Новостей у нас никаких нет, и я кончаю письмо принесением глубочайшего почтения, с коим пребыть честь имею, милостивый государь дядюшка, покорнейший племянник Николай Раевский.
3 (мая) Сейчас получил письмо Ваше, писанное с Темировки, и открываю моё, чтоб отвечать на оное. Вы слишком много приписываете, милостивый государь дядюшка, цены желанию моему быть полезну сыну Вашему. Сие столь натурально, чтобы воздавать добром за добро, и столь приятно, когда, как теперь, услуживать тем, кого любишь, что это, так сказать, делается из интересов. Я уверяю Вас в истинной моей Вам признательности и в дружбе к сыну Вашему. Не имел другого в виду, как успокоить Вас насчёт его. Если уже мне будет известно, что я употребляюсь в экспедицию, когда, поговорив с князем Трубецким, я выпрошу его к себе на сие время, потом перешлю его туда, где опять ему будет случай служить, теперь же должно до решения подождать. Вчерась вечером получил я повеление идти в Гирсово, что оправдывает мне сказанное об экспедиции, мне назначенной, к Туртукаю. Ещё я думаю, что корпус мой будет усилен и кавалерией и пехотой. Там местоположение гористое и лесное. Весьма будет полезна мне сделанная кампания в Финляндии. Посылаю письмо от Григория Александровича. Вы не пишете ничего о сестре Елене Александровне. Я надеюсь, что скоро Вас, милостивый государь дядюшка, поздравлю и надеюсь, что она будет благополучна.
7 июня, под Шумлой Государю неугодно было, милостивый государь дядюшка, чтобы брат Александр Львович оправдал себя службой в несправедливом на него его угнетении. Он уважает, хотя уговаривал я его подождать пять дней, ибо если мир не заключат, то 11-го сего месяца атакуем Шумлу, если опять не найдёт граф Каменский предлог отложить оное. Брат Александр перескажет Вам изустно всё, что и как здесь делается. |
