Оттуда — на Баку, Шушу и затвердит их за собой. Когда разгромим кровожадного Агу и захватим торговые пункты, вся торговля с Индией и Турцией окажется в наших руках. Но это ещё не всё. После того как проникнем в самую сердцевину Персии и низвергнем её, армия повернёт к Константинополю. Пред нашей грозной силой, матушка, туркам не устоять, и мы последуем к проливам. А навстречу ей прямиком чрез Балканы двинется наша Молдавская армия. Она тоже устремится к проливам. Константинополю возникнет угроза с двух сторон. Сможет ли он удержаться против подобного манёвра? Вряд ли…
— Ну уж, Платон Александрович, ты замахнулся, — с недоверием сказала Екатерина. Умная и проницательная, она и в свои шестьдесят шесть лет не теряла трезвость рассудка. Правда, вспыхнувшее чувство к молодому и пылкому фавориту несколько пригасило его. — Не в тягость ли сие будет для России?
— Ничего, матушка, поднатужимся, зато потом всё окупится. Но ведь это ещё не всё. Соизвольте выслушать до конца.
— Ну-ну, расскажи, послушаю.
— Когда Константинополь окажется в осаде и к его стенам подступят две армии, тогда из Севастополя отплывёт русская эскадра. А на главном фрегате будет находиться великая императрица земли российской. Вы, матушка, поведёте сию эскадру к проливам.
— Кому ж доверить командовать в сём предприятии? Тут нужен мудрый и многоопытный начальник.
— Обдумал и это. Я уже имел разговор с самим Суворовым. Правда, старик капризничает, но, полагаю, сумею уговорить его, решим по-родственному.
Год назад дочь Суворова Наталья, или, как её называли, Суворочка, вышла замуж за Николая Зубова — старшего брата Платона, и, к досаде фельдмаршала, их семьи породнились.
— Он старик с норовом, — согласилась с предложением фаворита Екатерина. — С ним будь пообходительней. Равного ему полководца во всей Европе нет.
Зубов не стал рассказывать, как три дня назад он пригласил Суворова к себе в Зимний дворец и чем закончилась эта встреча.
Когда в то утро Суворов явился к Зубову, тот ещё валялся в постели. Узнав о прибытии фельдмаршала, он, не очень заботясь о своём виде, облачился в сюртук, сунул ноги в шлёпанцы и кое-как пригладил волосы. Он не очень баловал вельмож. Случалось, принимал их в постели, соизволял выслушивать и в ватерклозете. Кто мог выразить неудовольствие ему, Платону Зубову, обогретому ласками самой императрицы-матушки?
Внешность фаворита и та небрежность, с какой он заговорил, покоробили Суворова. Он даже сделал вид, что не заметил протянутой руки заспанного и непричёсанного родственника.
Зубов сел в кресло, закинув ногу на ногу, и указал гостю на стул.
— Есть у меня к вам дельце, Александр Васильевич, — начал он, но фельдмаршал вдруг скорчился от боли, схватившись за живот.
— Ох, рази его так!.. Ох!.. Опять схватило… Мочи нет… Уволь от разговора.
Не ожидая разрешения, он направился к двери. Выйдя из кабинета, выпрямился и молвил подскочившему камердинеру:
— Скажи этому болвану, что в среду поутру буду ждать его у себя.
— Как изволили сказать? — оторопел тот.
— Болвану, — отчётливо произнёс Суворов и, по-солдатски твёрдо ступая, пошёл к выходу.
Отношения между Суворовым и Платоном Зубовым были натянутыми издавна. Ещё когда Александр Васильевич находился с корпусом в Новороссийском крае, Платон Зубов прислал ему назидательное письмо. Прочитав его, Суворов тут же отправил бумагу назад, сделав приписку: «Ко мне штиль Ваш рескриптный, указный, повелительный, употребляемый в аттестованиях?.. Нехорошо, сударь!»
А когда однажды зашёл разговор о Зубове, Александр Васильевич прямо заявил: «Да он же царя в голове не имеет! Болван — и только!»
В среду фаворит сам пришёл в назначенный час к Суворову. |