|
1 Террейро -- место проведения церемонии афро-бразильского культа -- кандомбле. 2 И а -- одно из верховных божеств афро-бразильского культа. Большой Жоан долго следил за тем, как читает Профессор: ему-то эти буковки ничего не говорили. Взгляд его скользил по странице, переходил на дрожащее пламя свечи, а потом -- на растрепанную голову Жоана Жозе. Наконец негр не выдержал, и в тишине раздался его звучный мягкий голос: -- Хорошая книжка? Профессор оторвал глаза от книги, увидел Большого Жоана, одного из самых восторженных своих почитателей, и хлопнул его ладонью по плечу: -- Потрясающая! Глаза его блестели. -- Про моряков? -- Про такого же негра, как ты. Про настоящего мужчину. -- Потом расскажешь, а? -- Как дочитаю. Тут, понимаешь, негр... И, не договорив, снова впился в книгу. Жоан сунул в рот дешевую сигарету, угостил Профессора и долго сидел на корточках, словно караулил, как бы кто не помешал тому читать. Весь пакгауз гудел гулом голосов, хохотом, перебранкой. Большой Жоан различал даже пронзительный и гнусавый голос Безногого: тот всегда говорит громко и хохочет во всю глотку. Безногий служил "капитаном" -- лазутчиком: он умел прикинуться мальчиком из хорошей семьи, потерявшимся в сутолоке и толчее огромного города, и на неделю протыриться в чей-нибудь дом. Кличку свою он получил из-за того, что сильно хромал. По этой же причине трогал он сердца почтенных матерей семейств: когда появлялся у них на пороге и печальным, жалобным голоском просил какой-нибудь еды и позволения переночевать, ни у кого язык не поворачивался отказать ему. Сейчас Безногий издевался над Котом, -- тот убил целый день на то, чтобы украсть перстень с винно-красным камнем, который оказался стекляшкой, ничего не стоящей дребеденью. Неделю назад Кот оповестил всех и каждого: -- Приглядел я перстенек, такой, что епископу надеть не стыдно. И как раз мне подойдет. Тут главное -- не сробеть. Вот посмотрите, я его уведу... -- Он на витрине? -- Не на витрине, а на пальце у того толстяка, что каждое утро садится в трамвай на Байша-дос-Сапатейрос! И Кот не знал покоя до тех пор, пока не ухитрился все-таки в трамвайной давке снять перстень и улизнуть, когда толстяк обнаружил пропажу. Кот нацепил перстень на средний палец и перед всеми хвастался своей добычей. Но Безногий поднял его на смех: -- Было б из-за чего рисковать! Овчинка выделки не стоит. -- Помолчи, Безногий, не нарывайся! -- До чего ж ты глуп, Котик! В ломбарде за эту стекляшку не дадут ни гроша. -- А я и не собираюсь его закладывать. Он мне по вкусу. Подцеплю на него какую-нибудь... О женщинах они говорили очень непринужденно и со знанием дела, хотя самому старшему едва минуло шестнадцать: тайны любви давно уже перестали быть тайнами для них. |
