— Можно быть бездарным, но приходить вовремя, этот вариант нас устроил бы больше, Ингрид.
— Может, что-то случилось? — пытался спасти ситуацию Володя.
Более лысый, но эквивалентно толстый продюсер усмехнулся, поставил аккуратно чашку из-под кофе на журнальный столик и пошел к выходу.
— Случилось то, что вы, ребята, просрали свой шанс, — бросил он через плечо и, поцеловав в щечку Ингрид, ушел.
Потом Володя с Ингрид просидели целую ночь напролет на диване в ожидании Готье. Готье позвонил откуда-то и сказал, что ему надо побыть одному, а Ингрид рыдала часа два, не меньше, и клялась, что выкинет его на улицу и плевать она на него хотела, знать его не желает.
Ингрид, конечно, оставила все, как есть. Было много шуму, много слов, даже несколько разбитых тарелок (пришлось потом покупать новый чайный сервиз), и все. А Соня, конечно, ничего не скажет. Ингрид влюблена, а Соне нет никакого дела ни до Готье (что Володе, по-хорошему, безразлично), ни до самого Володи, что его расстраивало. Соня встанет и уедет, и все. Иногда ему казалось, что она живет в какой-то другой реальности, что она — инопланетянин в теле шестнадцатилетней девушки, добровольно давшей обет молчания только потому, что подделать тело у пришельца получилось, а голос — нет.
Готье приехал, когда кончился дождь. Первой его услышала собака и рванула в прихожую еще до того, как в замочную скважину вставили ключ. Сразу за собакой встрепенулась Ингрид, и вообще все вдруг как-то пришло в движение, закрутилось и устремилось в прихожую. Ингрид вскочила, потом присела обратно, потом снова вскочила. И тут вдруг Соня увидела то, что ее потрясло до глубины души, то, что она так искала вокруг себя, но не видела ни разу и уже решила было, что все это — сказки, — Соня увидела в глазах Ингрид любовь.
Выражение ее лица в тот короткий момент, когда она раньше остальных поняла, что Готье здесь, было непередаваемым. Но если попытаться… Какое лицо будет у человека, которому в одну и ту же определенную минуту вдруг сообщили, что у него больше нет смертельного заболевания и он полностью исцелен и вдобавок к этому неожиданно выиграл миллион долларов, как тысячный пациент клиники?
Ингрид просияла, глаза ее зажглись огнем, а вся она дернулась, словно простреленная невидимыми токами, потом попыталась взять себя в руки, но улыбка все равно освещала ее лицо. Ингрид сделала одно отчаянное усилие, которое было практически видимым, и осталась стоять на месте, хотя ее сердце, ее глаза и мысли полетели навстречу Готье.
Соня смотрела на нее, как на самое большое чудо. Она вдруг с изумлением поняла, что эта красивая, высокая и грациозная женщина горит самым настоящим огнем, и даже отблески этого пламени в состоянии зажечь все вокруг. Так, еще даже не увидев самого Готье, Соня уже ощутила его незримую власть. Потому что мужчина, которого можно любить ТАК, стал ей вдруг интересен. Впервые за весь этот день она подумала, что, возможно, не зря сюда приехала. Потому что это было интересно, интереснее всего, что происходило до сих пор.
Соня еще раз бросила короткий взгляд на Ингрид: та суетливо делала себе кофе, видимо, хотела показать, что занята, что «даже не заметила, как пришел Готье».
Соня усмехнулась и повернулась к двери. Вот именно в этот момент она и увидела его впервые.
Он вошел в кухню. Возле его ног крутилась собака, и то, насколько она счастлива, было понятно по ее крупной рыжей морде. Собака махала хвостом, и если бы только смогла, поцеловала бы Готье взасос, а Соня подумала, что и Ингрид, кажется, готова сделать то же самое, но изо всех сил сдерживается.
— Ну, что тут у вас новенького? — спросил Готье, обращаясь ко всем сразу. Он стоял, насквозь мокрый от дождя, и смеялся, поглаживая за ухом пса.
Много раз потом Соня задавалась вопросом, что именно было в нем такого, из-за чего он производил на людей впечатление такое сильное, что они, как в библейской притче, бросали все и шли за ним, куда бы он их ни повел. |