– Разумеется. Это прежде всего. Я как раз про это и сказала, что страшно.

– Да, это страшно, – согласился он. Раздался голос Нейла, который снова звал его. – Надо идти, – и он двинулся прочь.

– Жаль, что нет фонаря, я хочу разок взглянуть на тебя.

– Ты так говоришь, как будто я уже не вернусь.

– О, нет! Не говори так – даже в шутку. Ты придешь. Придешь, я уверена. Только, Бадди…

– Что, Мериэнн?

– Скажи еще раз.

– Я люблю тебя.

– И я тебя люблю, – а когда он ушел и уже не мог слышать ее, еще добавила: – Я всегда любила тебя.

Вниз, на поиски, отправилось несколько человек. Они отмечали свой путь в лабиринте разветвленных корней тонкой веревкой, сплетенной Мериэнн из волокон извилистых веток. Когда кто‑нибудь отходил от группы, он привязывал к общему тросу конец своей собственной веревки, смотанной в отдельный клубок, по ней потом можно было вернуться к главной магистрали, которая вела назад, в клубень, где под негасимым оком фонаря, доступный для всеобщего прощания, лежал Андерсон.

Нейл и Бадди спустились по главной веревке дальше всех. Размотав ее до конца, они оказались у очередного пересечения корней. Бадди связал узлом концы своей и главной веревок и направился влево. Нейл, проделав то же самое, двинулся вправо, но, отойдя немного, сел и погрузился в самые напряженные раздумья, на какие только был способен.

Он не слишком доверял Бадди. И раньше‑то не доверял. А теперь, когда не стало отца, не разумнее ли было бы вообще перестать ему верить? С этим своим отпрыском он так развоображался, как будто прежде ни у кого на свете не рождались сыновья. Для смертельной ненависти у Нейла была и еще одна причина – при одной мысли об этом его начинало колотить. Он был отнюдь не уверен в том, что предполагаемый Нейл‑младший, если он, конечно, существовал, вышел из его чресел. Об этом лучше было вообще не думать.

Нейл нервничал. Он чувствовал, что даже среди тех, кто отправился с ним на поиски, далеко не все приняли его власть. И самое сильное сопротивление исходило от Бадди. А предводитель сопротивления своей власти допускать не должен. Отец постоянно твердил об этом. Никто не смеет бросать ему вызов. А Бадди, кажется, совсем не считался с тем, что Нейл стал главным по воле отца. Да что там говорить – Бадди всегда был неуправляем. Бунтовщик, атеист, и весь сказ.

«Вот именно! – думал Нейл, сам потрясенный тем, какое точное он нашел слово, как верно определил, чем так опасен его братец. – Атеист!» Как он только раньше до этого не додумался?

Атеиста надо растоптать, любым способом, атеизм, как сорняк, должен быть уничтожен на корню. Атеизм – яд, способный погубить все, ему не место в жизни, как отраве не место в закромах, он подобен… Но дальше Нейл не помнил. Давным‑давно отец прочитал прекрасную проповедь, направленную против атеизма и Верховного суда.

Где‑то глубоко в подсознании Нейла затеплилась новая идея. Для него это было настоящим откровением, вдохновением свыше, как будто дух отца снизошел с небес и шепнул ему на ухо.

Он заставит Бадди ходить по кругу! Он перевяжет конец его веревки!

Бадди не сможет вернуться – он так и будет таскаться по своей веревке вкруговую. Идея очень проста, стоило лишь принять принципиальное решение.

Правда, по зрелом размышлении, одна загвоздка все же обнаружилась. Ведь круг неизбежно пересечется с тем перекрестком, где веревка Нейла и магистральный трос по‑прежнему будут связаны узлом, и Бадди, конечно, наткнется на это место в своем кружении.

А если круг пройдет в стороне от перекрестка? Тогда – не наткнется!

Хихикая себе под нос, Нейл отвязал веревку Бадди и, сматывая ее в клубок, двинулся за ним следом. Затем, прикинув в уме и решив, что уже достаточно, он круто свернул в более узкое корневое ответвление и пополз по нему, разматывая конец.