Пожалуйста, чувствуйте себя… если я хоть что-то могу сделать для вас…
— О, я справлюсь… все у меня будет хорошо… вы очень добры…
— В конце концов, я чувствую… ответственность… просто как… О, прошу вас, не плачьте!
Ее мокрые от слез щеки пылали. В смущении она опустила прядку волос на глаза. Генри подошел и сел рядом.
— Вы так… добры… Послушайте, вы сидите на моей шляпке.
— Виноват!
Женщина, взяв из извиняющейся руки Генри смятую шляпку, чуть отодвинулась, движением плеч сбросила пальто, достала из-за спины сумочку и быстрыми нервными движениями, отвернувшись от него, принялась пудрить носик и щечки. От запаха косметики, от вида щечек, покрасневших было и блестящих, а теперь покрытых бледно-розовой пудрой, от всей этой неожиданной нелепицы, этой близости у Генри голова пошла кругом. Ему стало ужасно жалко ее, Сэнди. Ее инстинктивное защитное движение, когда она схватилась за пудреницу, тронуло его. Она вновь повернулась к нему: поспешно напудренная, с подкрашенными губами и подведенными бровями, похожая на куклу, на клоуна. Девушка Сэнди.
Больше того, вряд ли она была очень молода, несомненно за тридцать. Пухлая и невысокая. Блузка с оборками, не вполне свежая, туго облегала пышную, часто вздымавшуюся грудь. Лицо округлое, с крупным выступающим подбородком. Под легкой тенью усиков алый напомаженный рот с полными губами. Нос широкий и самоуверенно вздернутый. Глаза большие, круглые, широко расставленные, темно-синие, а волосы блестящие каштановые, собранные в растрепанный узел. Лицо усталое, грустное, явно не девическое. По сторонам рта две резкие складки. Теперь она предъявляла себя Генри с какой-то отчаянной смелостью.
— Могу я узнать ваше имя?
— Стефани.
— А полностью?
— Стефани Уайтхаус.
— То есть… мисс Уайтхаус?
— Да, я… никогда не была замужем… только… как с Сэнди, а он так и не… вы понимаете. Я не в его вкусе и не ждала, что он женится на мне… я вроде как не его… недостаточно хороша для него… и не рассчитывала…
— Но ведь он… сколько лет жил с вами?
— Ну… да… мы были… Ондержал это в тайне. Думаю, стыдился меня, наверное, так. Но все же сказал, что квартира может быть моей, если что случится…
— Конечно, она будет вашей! Я перепишу ее на вас. Не тревожьтесь, пожалуйста. А что до его чувств по отношению к вам… То, что вы говорите, нелепо… вы не должны так считать… И позвольте помочь вам.
— Вы так добры… Я как-нибудь обойдусь, всегда приходилось самой…
— Но Сэнди поддерживал вас материально?
— Да, в этом отношении мне не в чем его упрекнуть.
— Надеюсь. Но на что вы живете сейчас?
— На государственное пособие и…
— Я позабочусь о вас, — сказал Генри.
Она закрыла глаза и отвернулась с судорожным вздохом. Принялась искать в сумочке платок; по ее щекам текли слезы, оставляя следы в розовой пудре. Генри встал.
— Вы не обязаны это делать, — проговорила она. — Это слишком. Я могу пойти работать. Я работала, да после аборта неважно себя почувствовала, пришлось уйти.
— Аборта?
— Да. Я забеременела, только Сэнди не хотел ребенка, и мы избавились от него.
— Ох…
У Генри голова шла кругом. Унаследовал бы незаконнорожденный ребенок собственность Сэнди? Как невероятно все, что происходит с ним сегодня. Генри заметил, как поднялось у него настроение, но задаваться вопросом, отчего бы это, было некогда.
— И кем вы работали? — спросил он. |