Изнасилование, подумал он. Конечно, это невозможно, учитывая его отношение к Пам Весткотт. Женщина не имеет шансов изнасиловать мужчину, не пришедшего в возбуждение. Особенно верно это было в отношении Джима Галлахана, не приходившего в сильное возбуждение с тех самых пор, когда он увидел счет за лечение своего младшего ребенка. Он оттолкнул ее - несильно, просто чтобы отвязалась. Однако она даже не пошевельнулась. Он поднажал. Мисс Весткотт держала его одной рукой. Погоди, подумал он, я, конечно, вот-вот разменяю шестой десяток и пребываю далеко не в лучшей форме, но уж репортера из бостонской "Таймс" оттолкнуть могу. Особенно когда она держит меня одной рукой, сжимая во второй стакан. В следующее мгновение свободная рука репортерши схватила его за нос. У него перехватило дыхание. Женщина справлялась с ним играючи. Он попытался двинуть ее как следует, но не смог пошевелить даже пальцем. Тогда он врезал ей коленом промеж ног. Это была борьба не на жизнь, а на смерть. Удар попал в цель, но она только застонала и не ослабила хватку. Джим Галлахан разинул рот, испугавшись, что задохнется, и ему в глотку палилась коричневая гадость. Вкусом она походила на отвратительную тухлятину. Его затошнило, но рот был зажат, и ему пришлось проглотить рвоту. Его голова тряслась, словно болталась на веревке. Веревка становилась все длиннее, а голова дергалась все отчаяннее. Он оказался в кромешной темноте. Раздался отцовский голос, умолявший его остаться, потом к нему присоединился голос матери. Через некоторое время он очнулся от нестерпимой рези в глазах. Кто-то светил ему прямо в лицо. - Выключите свет,- пробормотал он. Он чувствовал жажду и сильный голод. В желудке было пусто. Рядом с ним сидела мурлычущая Пам Весткотт. Он обнюхал ее. Ее запах вернул ему уверенность. Зато его собственная одежда пахла отвратительно. Это был странный запах, от которого голод делался нестерпимым. - У тебя найдется перекусить?- спросил он. - Как насчет мартини? Галлахан вздрогнул. Потом он потянулся и зевнул. Пам Весткотт лизнула его в лицо. - У меня есть кое-что, что тебе понравится. Я на минутку, котенок. Галлахан упруго сел. Да, он испытывал голод. Но при этом чувствовал себя полным жизненных сил, как никогда. До него дошло, что с того дня, когда он поступил на работу в ФБР, он ни на минуту не забывал о Бюро. Сейчас же с ним происходило небывалое: ему было совершенно наплевать на ФБР и чувствовал он себя при этом изумительно. Его не волновало, вернется ли он в ФБР. Карабканье по служебной лестнице мигом утратило смысл. Смысл был в еде. В безопасности. В спаривании, если только он учует соответствующий запах. Скоро до него донесся восхитительный аромат, и он узнал угощение, еще не видя его: лакомые внутренности ягненка с кровью. Он сожрал угощение и облизал руки. Насытившись, он заметил улыбку Пам Весткотт. Его ноздри уловили соблазнительный запах, и он понял, что от него требуется. Впрочем, они занялись этим в спальне, как люди. В последующие дни он часто вспоминал шутку насчет того, что, побыв негром субботним вечером, белый не захочет снова становиться белым. Что ж, теперь вечер субботы наступал для него каждый вечер и каждое утро. У него были потребности, которые он удовлетворял; потом все повторялось по кругу. Самая главная разница по сравнению с прошлым была в том, что он перестал волноваться. Иногда он становился злым, иногда пугался, однако не переживал страх в воображении и поэтому был спокоен. Смерть это смерть. Жизнь это жизнь. Еда это еда. Вернувшись домой после Пам Весткотт, он не пожелал остаться с семьей. Младший сынишка расплакался у него на глазах, однако самым странным было то, что это взволновало его куда меньше, чем если бы в его присутствии обидели животное. Его не посетили никакие чувства. Более того, ему было совершенно непонятно, что так огорчает сына. Мать обеспечит ему еду и кров. Зачем же мальчишка цепляется за его рукав? Джим Галлахан отвесил малышу затрещину, от которой тот пулей отлетел в противоположный угол. |