| Он слагал великую сагу о любви и красоте. Чиун научил Римо всему и теперь имел право на покой и тишину, чтобы доверить бумаге свои мысли. Сначала он представил себе трогательную историю любви короля и придворной дамы, а потом решил воплотить ее в словах. Единственное, что ему требовалось от мира за дверцей машины, это покоя. Римо понял это и, дождавшись удара, похожего на тормозящий железнодорожный состав, подползающий к перрону, подставил под чужую руку правую ладонь. Для того, чтобы стон противника не был слишком громким, Римо сдавил ему легкие, врезав левой рукой в живот и занеся левое колено ему за спину, так что можно было подумать, что на детину Хоука Хаббли нанизали сверху крендель в форме гибкого человеческого туловища. Хоук Хаббли разом спал с лица. Он слишком сильно разбежался, и теперь у него перехватило дыхание. С вознесенным правым кулаком он напоминал утратившую подвижность статую; мгновение - и он покатился по земле, ловя ртом воздух. Ему на горло наступила нога, вернее, черный мокасин с зеленой резиновой подошвой. Над ним стоял парень в серых фланелевых брюках и черной майке. - Тсссс,- прошептал Римо - Будешь лежать тихо - сможешь дышать. Спокойствие за глоток воздуха. По рукам, приятель? Приятель ничего не ответил, но Римо и так знал, что тот согласен. Ответом была его поза. Видя, что лицо верзилы наливается кровью, он пропустил ему в легкие немного воздуху. Далее последовало движение, показавшееся зрителям пинком; на самом деле Римо еще раз сдавил легкие противника и тут же убрал ногу, благодаря чему туда ворвался живительный кислород, без которого Хоук Хаббли так и не поднялся бы с асфальта перед закусочной. Чиун, потревоженный хлюпающим звуком, оторвался от блокнота. - Пожалуйста,- молвил он. - Извини,- сказал Римо. - Не каждый способен писать о любви. - Извини. - Делясь вековой мудростью с невежественным поросенком, человек вправе надеяться, что поросенок будет хотя бы соблюдать тишину там, где творятся великие дела. - Я же сказал: извини, папочка. - "Извини, извини, извини",- проворчал Чиун.- По разным поводам. Соблюдение приличий не требует беспрерывных извинений. Благопристойность в том и заключается, чтобы никогда не быть вынужденным извиняться. - Тогда беру свои слова назад.- Я уговариваю этого парня не шуметь, не даю ему заводить мотор грузовика, чтобы тебя не отвлекал грохот. Понятно? Самое непочтительное поведение... Мне не за что извиняться. Я - невежа. - Так я и знал,- сказал Чиун.- Теперь я не могу писать. - Ты уже месяц не пишешь, а просто день за днем пялишься в блокнот. Ты готов использовать любой предлог для оправдания своего бездействия. Я остановил этот грузовик и его водителя именно для того, чтобы ты взглянул в лицо фактам: ты - не писатель. - В наши дни исчезли хорошие истории про любовь. Великие драмы, идущие днем по вашему телевидению, выродились в какую-то чепуху. В них вползло насилие, даже секс. А это - чистая поэма о любви, а не о совокуплении быков с коровами. Любовь! Я понимаю, что такое любовь, потому что мне хватает внимания к людям, чтобы не тревожить их, когда они занимаются творчеством. - Но не целый же месяц, палочка! За месяц - ни слова! - А все потому, что ты шумишь. - Никакого шума,- возразил Римо. - Шум,- сказал Чиун, захлопнул блокнот, блеснув длинными острыми ногтями, и сунул руки в рукава кимоно.- Не могу сочинять, когда ты брюзжишь. Римо помассировал ногой грудь Хоука Хаббли. Тому сразу полегчало - настолько, что он поднялся на ноги и еще раз попытался врезать этому хлюпику. Хлюпик и глазом не повел. Разве что чуточку - чтобы не оказаться там, куда опустился кулак. Очень странно! Хлюпик не увертывался и не отражал удар, а просто оказывался не там, куда метил кулак. - Даже если ты перенесешь свои фантазии на бумагу, чего не случится, в этой стране все равно никому нет дела до любовных историй. Людям нужен секс. |
