С неба светило яркое солнце, рядом лучился улыбкой Дэниэл, рассказывавший забавные истории об улицах, по которым они проходили. Потом разговор коснулся места и роли человека в обществе, после — взаимовлияния культуры и цивилизации… Что может быть милее сердцу феминистки-интеллектуалки, чем разговор на равных с умным, образованным мужчиной? Тибби обнаружила, что мысли и взгляды английского доктора очень близки ее собственным.
— А вы разве не замечали, что…
— Можно вопрос? — Тибби, как в школе, подняла руку.
— Да, мисс Торнфилд, только не забудьте в конце вашего обращения добавить «сэр», — мгновенно отреагировал Дэниэл.
— Может, нам лучше перейти на ты? — робко предложила она.
— Ах да! — обрадовался собеседник. — Великолепная мысль, леди! Ваша оценка — пять с плюсом. Так вот, вам… тебе, — с улыбкой поправился он, — не удалось сбить меня с мысли. Ты никогда не замечала, что если очень сильно желать чего-то хорошего, то оно непременно сбудется?
— Пожалуй. Это основной парадокс оптимизма. Человек, у которого вроде бы нет оснований надеяться на то, что жизнь изменится в лучшую сторону, все же продолжает верить, что у него все получится. Друзья и родственники подшучивают над ним, говорят, что он переоценивает себя и свои силы. А он продолжает в том же духе. И в итоге как будто притягивает к себе счастливый случай — мечта сбывается! Странно, да? — Тибби опустила ресницы и ненадолго задумалась. Несколько метров собеседники прошли в безмолвии, пока паузу не прервал Дэниэл.
— Будем же оптимистами! — заключил он.
— Да, «и будь что будет», — медленно повторила Тибби строчку из популярной песни. — Ой, — тут же поежилась она, — здесь всегда такой резкий и холодный ветер? — Американка была одета скорее для Италии — в легком терракотовом платье на бретельках, поверх которого накинула темный пиджак, и невысоких тонких сапожках на танкетке. Неудивительно, что к столь быстрой смене погоды, как в Лондоне, она была не готова. Но на этом неприятности не закончились. Резкие порывы ветра предваряли настоящую лондонскую грозу, сильную, хотя и скоротечную. За две минуты Тибби и Дэниэл вымокли до нитки. Путаясь в потяжелевшей, липнувшей к ногам юбке, она впорхнула в магазин восточных товаров вслед за своим спутником.
Назвать ассортимент, выставленный на прилавках, восточным можно было с большой натяжкой. Тут были и статуэтки богов с кошачьими и собачьими головами, и африканские маски злых духов (вывод об их недоброй натуре напрашивался сам собой), и фигурки, изображающие Будду, и звезда Давида, и пентаграммы, выгравированные на тонких хрустальных пластинках, и ловцы снов, и талисманы, и обереги, принадлежность которых к какой-либо определенной культуре установить было весьма проблематично, и мелодично звенящие при легком дуновении ветерка колокольчики…
Тибби дотронулась до одного из них кончиками пальцев. Раздалось переливчатое позвякивание. Соседний колокольчик издавал менее высокий и более гармоничный звук. Голос третьего звучал глухо и, как показалось Тиб, с каким-то надрывом.
Она отвязала последний колокольчик от планки, на которой он висел, и направилась к хозяину магазинчика.
— Мне этот.
— Мисс, к сожалению, он звучит не идеально, — предостерег продавец. — Видите, сбоку небольшая трещина, едва заметная, из-за нее его несколько раз возвращали.
— Мне все равно. — Тибби достала из кармана несколько купюр. Ее спутник в это время рассматривал полку с бансаи.
— Апчхи! — раздалось у него за спиной.
— Этого еще недоставало! — с деланным раздражением проворчал он, обернувшись. |