Этого инструмента герою с лихвой хватило, чтобы совершить дюжину великих зачетных и еще массу неучтенных подвигов. А если ему и приходилось таскать с собой что-то сверх того, так исключительно по женским прихотям, быть свободными от которых не способны даже величайшие из мужчин.

    Сдав жену на попечение Кеика, Геракл незамедлительно занялся подготовкой новой войны. Проведя столько лет в относительно мирном строительстве калидонского абсолютизма, он, может быть, и не вспомнил бы ни про свою тетрадь с обидами, ни про оставшуюся там последнюю нереализованную запись. Но на следующее утро после приезда в Трахину к нему явился голубь.

    Возможно, если бы с таким письмом пришла, скажем, белочка, к этому можно было бы отнестись проще, списав увиденное на неумеренность при праздновании встречи с братом. Если бы пришел осел, его можно было бы просто прогнать пинками и забыть. Но голубь был в буквальном смысле послан свыше, о чем недвусмысленно извещал штамп олимпийской службы доставки предсказаний, и, несмотря ни на какие «кыш-кыш отсюда, проклятый», улетать не желал.

    Пришлось преодолеть тремор, тошноту и головокружение, снять с лапки пернатого записку и попытаться вникнуть в смысл написанного. Смысл был непростой. Додонская организация прорицателей извещала адресата, что их сотрудниками расшифровано в шуршании листвы священных дубов совершенно недвусмысленное предсказание, имеющее самое прямое отношение к герою.

    «Получателю сего, Алкиду Амфитрионовичу Гераклу, по прошествии пятнадцати месяцев предрекается долгая счастливая и безмятежная жизнь без войн, стихийных бедствий и прочих беспокойств (не считая семейных скандалов), если, конечно, он эти пятнадцать месяцев переживет». Счет за услуги и доставку был привязан к другой лапке голубя.

    Непонятно было, следовало ли из этого, что через пятнадцать месяцев Геракл вынужден будет либо умереть, либо отойти от активных дел. И если он умрет, то когда: в течение указанного срока или по прошествии его? И зачем ему это сообщают: чтобы предостеречь от всякой активности на ближайший год или, наоборот, побудить к ней?

    Человек действия, которому легче было разом свернуть гору, чем недельку походить окольным путем, пока не подъедет бульдозер, Геракл расценил это как призыв и ломать голову над последствиями не стал. Он вынул из еще не распакованного тюка спящей жены свою долговую тетрадь и убедился, что не воздал по заслугам лишь одному своему обидчику. Глупому лучнику Эвриту.

    По прошествии лет и после женитьбы на очаровательной, что было признано всеми, Деянире острота обиды несколько сгладилась. Иола уже не казалась той сладкой пышкой, о которой вместе с половиной мужиков Эллады мечтал только что дембельнувшийся герой. Но принцип не прощать обид был превыше всего, и Эврит должен был либо принести свои извинения и признать Геракла лучшим лучником страны, либо смыть обиду кровью.

    В принципе, герой был согласен на мирный вариант развития событий, но Эврит к этому времени, очевидно, бесповоротно спятил. Он не только отказался признать первенство Геракла в обожаемом им виде спорта (что было бы абсолютно объективно), но и как глава национальной федерации стрельбы из лука заявил, что рабы - пусть даже и бывшие! - не имеют права осквернять своими грязными лапами великое изобретение человечества - палку с привязанной к ней веревкой, именуемую лук! Дальнейшая переписка была бессмысленна, и Геракл велел объявить о наборе желающих выступить под его руководством в поход на Эхалию.

    Времена Фив, когда Гераклу приходилось чуть ли не на коленях уговаривать население встать под его знамена даже для защиты собственных домов, остались в далеком прошлом. Теперь конкурс на право вступить в победоносную армию Геракла был не менее суров, чем кастинг на «Фабрику звезд».