Книга представляет собой записки некоего Уильяма Стила и авторские комментарии к ним. Она не о Муре — автор лишь мимоходом говорит о своих отношениях с женщинами («он слишком много ждал, слишком много требовал и оставался в одиночестве»), а, разумеется, обо «всем». Как отдельным человеком завладевает отчаяние, ведущее к суициду, так и мир погружается в отчаяние, заставляющее совершать такие самоубийственные действия, как война. Сейчас соблазн уничтожить себя у человечества особенно силен. Но человек может преодолеть отчаяние, то же должно сделать человечество, выработав новую мораль, основанную не на разрушении, а на мирном совместном строительстве. Как мужчина и женщина должны отказаться от подозрительности, упреков и лжи в отношении друг друга, так должны поступить и все мы, составляющие человечество: не упрекать друг друга, а рука об руку идти к свободе и миру. Вопрос прежний: как это сделать? И ответ на него тот же: образование, культура, искусство, просвещение. Значительное место в книге уделено критике сообществ, которые под лозунгом единения для «своих» проповедуют страх и ненависть к другим, — нацисты, коммунисты, католики, ирландцы, сионисты и т. д. Поскольку Уэллса часто позиционируют как антисемита (противоположный лагерь, впрочем, как «жидомасона»), попробуем прояснить этот вопрос.

Майкл Корен сделал на антисемитизме Уэллса сильный акцент, приводя в доказательство своей позиции множество его высказываний, хотя некоторые из них скорее свидетельствуют об обратном. В 1901 году он писал в «Предвидениях»: «Я действительно не понимаю того особого отношения, которое большинство людей испытывает к евреям. Евреи интеллектуально и физически развиваются, равно как стареют и умирают, раньше среднего европейца; но и в этом, и в некоторой своей неискренности они такие же, как и темные, ограниченные валлийцы. Они стремятся к общению внутри своей этнической группы и предпочитают ее другим, но то же делают шотландцы. Я не вижу ничего в этой нации, что бы заслуживало страха или неприязни. Она — наследие Средневековья, но не враг прогресса. В Средние века евреи были либералами, их существование дает отпор католическим претензиям и нашему нынешнему националистическому тявканью, и их рассеянность по миру — эскиз к созданию общего мирового государства». Корен приводит эти слова как проявление антисемитизма. Скорее уж здесь можно обнаружить «антиваллизм». Политкорректность XXI века требует во избежание обид не давать никаких характеристик национальностям; но в XX этого правила не знали и всяк мог говорить что думает.

Было ли присуще Уэллсу то, что называют «бытовым антисемитизмом»? Да, было. «Всякий разумный нееврей слегка раздражен солидарностью евреев, явно преувеличенной». Когда ему случилось в 1939 году плыть на пароходе, он писал Муре: «Хотя, конечно, методы, какими нацисты борются с евреями, ужасны, но после пяти дней плавания на пароходе, населенном преимущественно евреями, я чувствую, как во мне — самую малость — просыпается тевтонский дух…» Это была шутка частного характера, но уж очень бестактная. Нет смысла говорить о том, что у него «было очень много друзей-евреев» — у него всяких друзей было полно, и тот же аргумент приводил в свое оправдание такой ярый антисемит, как Беллок. Евреи его раздражали. Правда, немцы и ирландцы раздражали его еще больше. Уэллс призывал не навешивать ярлыков на разные народы, но сам только и делал что раздавал ярлыки: так, например, у немцев «мышление неподатливо по сравнению с англосаксонским, оно не обладает ни французской ясностью, ни итальянской смелостью, ни испанской или русской поэтической мощью».