|
Его дружба с Майским пошла на убыль, встречи почти прекратились. В том же году он сложил полномочия президента ПЕНа. Английский секретариат организации желал видеть на посту президента Карела Чапека, одного из наиболее ярких антифашистов. Но Уэллс, неоднократно высказывавшийся в том духе, что «левизна» для писателей еще опаснее «правизны», счел Чапека чересчур «левым» и в обход секретариата связался с французским писателем Жюлем Роменом, который занимал более нейтральную позицию. Ромен был избран на конгрессе в Буэнос-Айресе осенью 1936 года. Это был непоследовательный человек, пытавшийся всем угодить, и ПЕН-клуб не смог при нем занять сколько-нибудь внятной позиции.
* * * Одетта Кюн не оставляла Уэллса в покое, и он наконец собрался ей ответить, начав в феврале 1937-го писать роман «Кстати о Долорес» (Apropos Of Dolores; вышел в 1938-м в издательстве «Кейп»). Чтобы не провоцировать новых публичных «разборок», он предварил текст уверением в том, что никого в своем романе не «фотографировал». Он дал герою биографию, отличавшуюся от собственной, поженил его с героиней, но ни один знакомый не был введен в заблуждение — и Одетта-Долорес, и Уэллс-Уилбек были именно что «сфотографированы». При этом книга получилась хороша — в те годы Уэллс как литератор переживал ренессанс. Это не роман-трактат и не роман-фельетон, а психоаналитический роман. Нет смысла пересказывать, какая скверная женщина Долорес; но не стоит думать, что Уилбек во всем хорош. В некоторых отношениях он даже хуже ее. «С каким наслаждением мистер Уилбек ласково посмеивается над всеми встречными, и хихикает, и ластится к ним — можно подумать, что он их и правда любит. Он замечает, какими мелочами они заняты, какие приятные они людишки, он сплетает целые истории об их мелковатости, подмечает их человеческие слабости. Он не навязывает людям своей особы, нет, он только все время витает над ними, как милостивый бог». Уилбек и его жена настолько разные, что его не оставляет мысль о том, что они принадлежат к различным видам Homo sapiens. Каким же? «Светловолосые и темноволосые», мужчина и женщина? Он обдумывает эти версии, отвергает их и формулирует новую: «Две основные разновидности, на которые делится род Homo: человек, смотрящий назад, и человек неудержимый. Один — привязанный к традициям и существующим законам, неподатливый, другой — устремленный в будущее, с открытой душой». Уилбек принадлежит, разумеется, ко второму виду Homo — смотрящих в будущее, но и свой вид он считает промежуточным. «Мы, все мы, самые творческие, передовые и дальновидные среди нас, усматриваем только в грядущем эту новую послечеловеческую фазу жизни, следующий акт в драме непрестанных изменений. <…> Подобно амфибиям, мы являемся существами-посредниками, связующим звеном между старой и новой жизнью. Головы наши уже упираются в синеву прогресса, сердца вязнут в трясине ветхих традиций. Нам следует примириться с нашим несовершенством. Мы терзаемся, разрываемые тремя силами: нашим разумом, нашим эгоцентризмом и нашим сердцем. Наши умственные способности, снабженные новейшими, усовершенствованными орудиями, толкают нас перед лицом гибели к организованности и творчеству; наши извечные безрассудные инстинкты не требуют творческого деяния и сотрудничества, они требуют власти, причем скорее власти ради разрушения, чем ради созидания, а наши бедные, робко взывающие к красоте сердца жаждут прелести, жаждут игры, жаждут покоя и веселья». Как же жить этим промежуточным существам? Очень просто: «Делай то, что следует делать, то, что правильно в твоих собственных глазах, ибо нет другого путевого указателя. Иди вперед, иди к своему пределу. Иди без абсолютной веры и без абсолютного неверия. Не переступай границ ни в надежде, ни в отчаянии…» А для отчаяния были причины: к 1937 году мир окончательно сошел с ума. |
