И в этот момент Бенедикт спросил:

– А с Дафной вы знакомы? Матушка привезла несчастную тоже на показ.

Пока Саймон раздумывал над ответом, Колин, оглядевшись, воскликнул:

– Вон она! Смотрите…

Дафна стояла возле матери и выглядела действительно не слишком счастливой. Так, во всяком случае, показалось Саймону.

Только сейчас он понял, как точно определил Бенедикт ее положение – она здесь словно экспонат для показа, и распорядитель этого действа – ее мать. Но разве можно сказать, что Дафна похожа на манекен? Она такая живая и самостоятельная! Однако и ей не вырваться из этого круга: старшая из четырех дочерей в большой семье, и мать поступает, как все матери на свете, тем более принадлежащие к так называемому высшему обществу.

Ему стало жаль девушку, он сочувствовал ей, но помочь, увы, ничем не мог.

Бенедикт был другого мнения.

– Нужно выручать сестренку, – заявил он. – Матушка держит ее, как на привязи, возле этого Макклесфилда уже минут десять.

– Бедный малый, – пожалел Энтони собрата по несчастью, тоже холостяка, и, заметив удивленный взгляд Саймона, поспешил добавить: – Нет, не думай, я не считаю, что с нашей сестрой кому то будет скучно, но просто если уж мама прицепится… Слова не даст никому сказать. Нужно спасать и Дафну, и Макклесфилда.

– Совершенно верно, – подтвердил Колин. – И даже нашу матушку… от нее самой.

Однако Саймон заметил, что при этом никто из братьев не сдвинулся с места ни на дюйм.

– Что же вы стоите? – спросил он.

– Энтони самый старший, – ответил Колин. – На худой конец пускай идет Бенедикт…

– Пойдем все вместе, – решил Энтони, не двигаясь с места.

– Да, вместе, – согласились два других брата, оставаясь стоять где стояли.

– Вы что? – громким шепотом спросил Саймон. – Так боитесь матери?

– Именно так, мой друг, – сокрушенно признался Энтони. – Это у нас с детства.

Бенедикт подтвердил его слова кивком, а губы Колина растянулись в извиняющейся улыбке.

Ну и ну, подумал Саймон с легким презрением, а выглядят такими сильными и уверенными в себе. Но вспомнил, что никогда не знал матери (и отца, впрочем, тоже) и что ему трудно, если вообще возможно, судить братьев.

– Если только посмею вмешаться, – попробовал объяснить Энтони, – мать возьмет и меня в клещи и начнет водить от одной незамужней девицы к другой. Брр… Я такого не вынесу!

Саймон живо представил себе эту картину и не смог удержаться от смеха, за ним расхохотались все братья.

– Да, Саймон, – добавил печально Бенедикт, – мы здесь между двух огней: с одного фланга атакуют мамаши с дочерьми, с другого – собственная родительница.

– Но вы, Гастингс! – воскликнул Колин. – Вы вполне могли бы вмешаться и вызволить нашу любимую сестренку. Вам почти ничто не угрожает.

Саймон бросил взгляд на леди Бриджертон, которая в этот момент что то говорила молодому Макклесфилду, крепко ухватив того за рукав, и решил, что лучше прослывет трусом, чем попытается бороться с этой маленькой, но решительной женщиной.

– Нас не представили друг другу, – пробормотал он, – и будет невежливым с моей стороны, если я вдруг…

– Ты же герцог, черт побери! – воскликнул Энтони. – Многое в твоей власти.

– Ты почерпнул это из уроков истории? – спросил Саймон.

– Нет, просто думаю, что мать простит любое нарушение приличий, если ценой этого будет знакомство ее дочери с герцогом.

– Ну, знаешь, – возмутился Саймон, – я вам тут не жертвенное животное…

– А в Африке вы тоже были? – спросил Колин, чтобы сменить тему, но Саймон не ответил.