|
– Маркотт поправил галстук. – Это мы уладили, а теперь я скажу вот что. Вы прожженный негодяй, Эдмунд, но я надеюсь, что вы любите мою внучку, а она любит вас. Вы женитесь на ней по закону, а я буду свидетелем этого события. Вы подарите мне правнуков и будете жить в моем поместье до тех пор, пока я не разрешу вам покинуть его. Вы не будете вести праздную жизнь, а будете работать на Дом Гованс так, как я прикажу. Вы никому не расскажете о своем постыдном прошлом, иначе, если я узнаю, что вы причинили боль моей внучке так, как Оливии, я прикажу вас арестовать и потрачу все свое огромное состояние – до последнего сантима – на то, чтобы убедиться, что вы сгниете в тюрьме. Или сам вас убью, – добавил он.
Он отступил, видимо, не ожидая от Эдмунда ответа. – А теперь, Брижитт, дорогая, перестань плакать и вытри лицо, – приказал он, и его голос становился все громче. – А потом ты и этот идиот, за которого ты собираешься выйти замуж, войдете рука об руку в зал и предстанете перед гостями, которые пришли на вечер, стоивший мне, между прочим, немалых денег, счастливой и любящей парой. Сэмсон получил огромное удовольствие, увидев, как передернулось лицо Эдмунда. Пытаясь выглядеть не слишком униженным и потирая ушибленное плечо, Эдмунд встал поддерживаемый Брижитт. Сэмсон оставался на месте, все еще не отпуская Оливию. Он взял ее за руку, и его сердце сжалось: рука была вялая и холодная. Им надо поскорее уйти отсюда и поговорить наедине, подумал он. Она должна его простить. – Я уверен, что вам все понравилось не меньше моего, – обратился к ним Маркотт. Его глаза сияли. – Вы были великолепны, – признался Сэмсон с улыбкой. – Видеть, как вы это сделали, было большим удовольствием. Маркотт кивнул, но когда посмотрел на Оливию, перестал улыбаться. Сэмсону не видно было ее лица, потому что она все это время стояла к нему спиной, а старика, видимо, поразило выражение печали в ее глазах. – Моя дорогая Оливия, – сказал он, нежно поцеловав ее в обе щеки, – благодарю тебя. – Дедушка, – только и сумела она прошептать. – Я буду более чем рад, если вы останетесь, но, кажется, у вас есть о чем поговорить наедине. Ваша светлость, я люблю вашу жену, как я любил ее мать, как люблю всю свою семью. Я одобряю ваш выбор. – Благодарю, – кивнул Сэмсон. Маркотт направился к двери, но, прежде чем выйти, обернулся, чтобы посмотреть на Брижитт и Эдмунда. – Марш в зал! И, Эдмунд, если кто-нибудь скажет что-либо по поводу вашей щеки, ответьте, что вас ударил ваш брат. Все этому наверняка поверят. Сказав это, старик вышел и закрыл за собой дверь. После его ухода все долго молчали. Сэмсон все еще держал Оливию и не чаял остаться с ней наедине. – Как вы... похожи, – сказала Брижитт, глядя на братьев, стоявших друг против друга. – Хватит, Брижитт, – раздраженно бросил Эдмунд. – Поздравляю, – сказал Сэмсон, но от его голоса повеяло холодом. – Уходи, Сэмсон, – ухмыльнулся Эдмунд. – Уйду, не беспокойся. Но Боже упаси тебя появиться в Англии, разве что затем, чтобы извиниться перед моей женой. Эдмунд фыркнул и потер подбородок. – Так ты и вправду на ней женился? – спросил он, глядя на Оливию. Глаза Сэмсона потемнели. – Поосторожнее, Эдмунд, не то получишь еще. Теперь уже от меня. Ты достаточно натворил бед за свою жизнь. – Замолчите оба, – вмешалась Брижитт. Сэмсон посмотрел на нее и сумел улыбнуться. – Мадемуазель Маркотт, примите деньги, которые Эдмунд украл у Дома Ниван, в качестве свадебного подарка. Я верну средства Оливии из собственных фондов. |
