Он не знал, что к тому времени машину уже продали довольному клиенту. И клона менять было не на что. И Якушева ублажать нечем.

И Гена, вместо того чтобы все уточнить, завалился в койку с любовницей, которая, мать ее, по странному стечению обстоятельств или расхлябанности Гены была тем самым сотрудником автосалона, который продал машину Якушеву. И она, гадина глазастая, увидела момент угона Генкиными помощниками, которые прибыли не через пять минут, а почти через полчаса, проторчав где-то в пробках. И, увидев все, она вызвала ментов. И понеслось как снежный ком с горы!

Генкины помощники, вместо того чтобы вернуть машину в салон или отогнать в отстойник, которых у брата Вити конь напахал, отогнали ее оптовому покупателю. Гена будто им так велел. А он, мерзость такая, шутил, оказывается. Оптовик с радостью тачку забрал. Но уже через пару дней узнал, кто в пострадавших, а еще обнаружил, что машинка-то перекрашена.

И он, этот паскудник Гарик, сцапал с улицы Генкиного помощника. И допросил с пристрастием еще в машине, пока Степка не сбежал. И узнал все тонкости и нюансы дела братьев Апрелевых. А от него об этом узнал и Якушев. Поскольку совершенно точно известно, что Гарик побывал у него в гостях. И вернулся от него в сильно помятом виде и с разбитой рожей.

И ничего не помогло! Ничего! Ни то, что они все подчистили в салоне и удалили записи со всех камер видеонаблюдения. Ни то, что данная покупка не отразилась в отчетных документах, а договор купли-продажи пропал. Ничего не помогло. Они облажались.

Витя облажался. И он поначалу это признал и даже сделал попытку извиниться, когда приехал в вечер своего исчезновения.

– Прости, брат. Случайно вышло. Машины как близнецы. Не сверил с бумагами и погрузил на автовоз. И она ушла. Кто же знал, что так будет? Кто знал, что ее купят за два часа? А потом и вторую – настоящую. Обиженному клиенту даже поменять было не на что.

Витя сидел на маленьком креслице в углу его кухни и крутился на нем как заведенный. И еще громко причмокивал, поедая яблоки с блюда на столе. Его яблоки с его блюда. И почему-то это чавканье бесило больше всего.

– Хватит жрать!

Подлетев к брату, Валерий ударил его по руке. Надкусанное яблоко полетело под стол.

– Ты понимаешь, что из-за твоей тупой башки мы лишились бизнеса!

– Чего это она у меня тупая-то? – медленно поднялся с креслица Витя. – Может, это ты тупой? Не сумел как следует логистику настроить? Где левые тачки, а где заводские, а? Я ночь работал. Понял ты, начальник! Ночь пахали с пацанами как проклятые. Устали. Да, я устал, если что! А ты не очень-то спешишь меня озолотить, Валера. А на мне все!

– Что – все?

Ему вдруг сделалось холодно внутри. И сердце словно замерзло, и все, что ниже сердца. Лишь в голове жарко ворочалась ненависть.

– Я тачки с улиц пригоняю, разбираю, перебиваю, крашу, в салоны отдаю. Твоя заслуга в чем, Валерик? Только в том, чтобы бабло стричь? И почему у меня башка тупая? Это ты тупой, Валера, потому что не понимаешь…

И Витя снова сел в креслице и закрутился в нем как ненормальный.

– Не понимаю чего?

Валера медленно вытаскивал ремень из ярко-зеленых джинсов. Джинсы были фирменными, кучу денег стоили. И к ним прилагался этот вот самый ремень, который стоил дороже джинсов.

– Что ты мне больше не нужен, Валера. Такие дела я смогу и без тебя проворачивать. А автосалон еще найду. С хозяином, который более сговорчивый и щедрый.

Витя поднялся и повернулся к нему спиной, чтобы уйти.