Было невыносимо слышать звуковой фон, образуемый прерывистым дыханием принца Лом-Савата. Усилием воли Малко заставил себя взглянуть на него. Пытка продолжалась уже более 20 минут. В то время, как шофер принца дремал в «Мерседесе-250» в нескольких метрах от дома Синтии.

Огромный лаосец был подвешен вниз головой, как гигантский бурдюк. Перед этим Синтия с удивительной ловкостью связала ему руки за спиной. Затем они с большим трудом вдвоем подняли стопятидесятикилограммовую тушу принца так, чтобы привязать его ноги на уровне щиколоток к опорному столбу посреди потолка. Эта идея пришла Малко в голову по ассоциации с совой бонз... Принцип был тот же.

Теперь дуэль в покер разыгрывалась между Лом-Саватом и им. Малко отвергал самую мысль о таком вульгарном приеме, как вырывание ногтей и даже просто избиение.

Однако философия бонз вполне позволяла удачно решить возникшую проблему. Для этого надо только достаточно долго продержать его вниз головой, отчего Лом-Сават мог отправиться на тот свет от кровоизлияния в мозг или от разрыва сердечного клапана. Осознавая это, принц должен сам постараться не допустить столь неприятного финала.

Хладнокровно приняв жестокое решение, Малко исходил из того, что на карту поставлено слишком много. Выбора у него не было еще и потому, что никто во Вьентьяне, кроме него, не осмелился бы вообще допрашивать могущественного Лом-Савата, тем более таким образом... Даже Хаммуан не пошел бы на это.

Было очевидно, что толстый лаосец является «мягким подбрюшьем» наркомафии. Ни Виллард, ни Ло-Шин не были так уязвимы, как он.

Однако пока принц Лом-Сават отказывался говорить. Рот его был широко открыт, дышал он с трудом, неровно и прерывисто. Синтия встала и приблизилась к нему. Уперев руки в бедра, она была совершенно божественной в платье из шелкового трикотажа, тесно облегавшем ее великолепное тело. Ее голубые глаза с интересом следили за зрачками лаосца. Как бы забавляясь, она чуть подтолкнула его движением бедер, отчего тело принца закачалось, как маятник.

– Не правда ли, он похож на гигантский окорок? – заметила она. – По-моему, скоро наступит смерть...

Малко взглянул на фиолетовое лицо лаосца, на его красные выпученные глаза. При его тучности пытка действительно могла оказаться смертельной, и уже скоро, а это Малко не устраивало. Он присел на корточки, взял запястье Лом-Савата и пощупал пульс, который бился в ужасающем ритме, между стопятидесятью и двумястами ударами в секунду. Это обеспокоило Малко.

– Вы будете говорить?

– Отвяжите меня, – выдавил из себя Лом-Сават. – Я буду говорить, клянусь вам.

Синтия угрожающе взглянула на него своими прекрасными голубыми глазами.

– Я не очень честно поступила с ним, – сказала она.

С рассчитанной медлительностью она расстегнула молнию на платье, одним движением плеч сбросила его с себя и оказалась совершенно обнаженной, если не считать туфель на высоких каблуках. После этого она стала прохаживаться вокруг принца, прямо глядя в его набухшие глаза.

Фиолетовый Лом-Сават начал пускать пузыри. Глаза его почти вылезли из орбит, он стал задыхаться... Вместе с пузырями изо рта пошла пена. Малко нахмурил брови...

– Принц, – сказал он, – еще немного, и вам никто не сможет больше помочь.

Он встретил почти безразличный взгляд. Жестокость – тяжелое искусство, но надо уметь не бояться замарать руки.

Малко обратил внимание, как бьется большая вена на виске лаосца. И вдруг из уст Лом-Савата раздались с трудом произносимые слова:

– Итальянский миссионер рядом... Бан-Хуэй-Сай...

– Какой миссионер? Что вы хотите сказать?

Лом-Сават тяжело задышал, не в состоянии говорить, затем простонал:

– Я буду говорить, клянусь вам, но развяжите меня, иначе я умру.