Фридрих Незнанский. Героиновая пропасть
Глава первая ПЕРЕПОЛОХ В МИНИСТЕРСТВЕ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ
Взрыв прогремел без четверти восемь. Это зафиксировано точно. Рвануло так, что в подъезде повышибало все стекла и сорвало двери с петель, а от дорогой иномарки представительского класса остался лишь раскуроченный и чадящий черный остов… Каким-то образом сообщение о взрыве на Кутузовском проспекте успело прозвучать в утренней телевизионной сводке новостей. Но Турецкий телевизор не смотрел и ничего не знал об этом. В настоящий момент его раздражала единственная мысль — о том, что кто-то с утра пораньше уже пытался прорваться к нему. Назойливые трели телефонного аппарата он отчетливо слышал сквозь запертую дверь своего рабочего кабинета. Войдя к себе и с неприязнью взглянув на надрывающийся телефон, Турецкий наконец соизволил поднять трубку. — Саня, срочно зайди! Утро начиналось до банальности обычно и скучно. — Мне прекратить беседу с человеком, которого я вызвал специально? Может, мне к черту его послать? — Турецкий накачивал себя, не скрывая раздражения. Никого перед ним не было, но — человек должен был вот-вот подойти. И не так, чтобы кто-то важный. Обычный свидетель, один из многих. Суть в другом. Вчера Александр Борисович навестил Славку Грязнова, вернулся поздно, точнее, слишком рано, под утро, за что получил грозный втык от Ирины Генриховны и отправлен в «эмиграцию», то бишь на короткий кухонный диванчик, с которого полностью свисают ноги, отчего сон бывает обычно несвежим и прерывистым. И вот теперь именно эти частности складывались в картину общего неприятия жизни в целом, а также в отдельных ее противных аспектах. Но Меркулов был непрошибаем. — Можешь и в самом деле послать его к черту, — спокойно заметил Константин Дмитриевич. — Если он и в самом деле находится сейчас в твоем кабинете. И вообще всех можешь послать. Чтобы затем немедленно явиться ко мне. Короткие гудки… Чего это он? Такое вот «срочно зайди» могло означать только одно: очередное чепе. Кого-то убили. Замочили. Шлепнули. Рванули. И не просто «кого-то», а о-го-го кого! В иных ситуациях срочности не наблюдалось бы. — Тут появится Перехвалин, — сказал Турецкий, выходя, секретарше, — пусть сидит и ждет. Хоть до посинения. Я у Меркулова. Интересно, кого же? Так думал Турецкий, проходя кривыми коридорами, минуя лестницы и поднимаясь на «хозяйский» этаж, где размещались кабинеты генерального прокурора и некоторых его замов. Утром жена, естественно, не разговаривала, ибо никак не желала понять, что посиделки со Славкой — это не сплошные пьянки или, не дай бог, какие-нибудь «баб-кроллы», а продолжение все той же проклятой работы, только вынесенной за служебные стены. Известно же, о чем рассуждают мужики! На работе — о бабах, а с бабами исключительно о работе! Ира это знает же, а все равно не верит! Поэтому и не включил по утренней привычке телевизор и свежих новостей так и не увидел. А ведь наверняка что-нибудь и случилось. И теперь в кабинете у Кости с утра пораньше сидит какой-нибудь высокопоставленный хмырь и нудит, что дело это чрезвычайное, что оно на личном контроле… и так далее. Все давно и хорошо известно. «А ты, Саня, отложи дела, к которым ты позже вернешься, и займись-ка… поезжай-ка… допроси-ка!» Вчерашняя усталость накладывалась на мерзкое настроение, и коктейль из этого получался — лучше не надо! Коктейль «Молотов»! Так может рвануть и обжечь, что мало не покажется. Меркулов находился в своем кабинете в гордом одиночестве. И это была первая странность. Вторая заключалась в последовавшем вопросе: — Башка болит, что ли? Только не ври, мне уже звонил Грязнов. |
