— Ох, матерь наша.

— Он ступал так тихо, что ты не слышала шагов. И держался поодаль. Может, он о чем-нибудь проведал.

— Я шла не на свидание, — заявила я. И, сбившись с толку, добавила: — Свобода человека…

Такой безликий, неприметный, суетливый ассистент Пеллы, я даже позабыла, как его зовут. Он поджидал меня неподалеку от дома, в котором я живу, а потом прокрался следом. Надежно где-то спрятался и подглядел за нами во время встречи. Он и бровью не повел, когда великан зашел в лавку, но тут же навострил уши. И вознамерился поймать Ирменка. Как глупо упустить из виду такую возможность. Высадившийся с «Двексиса» отряд, эти люди или их сообщники могли добраться до старого города, пообещать вознаграждение; вероятно, кто-то из них остался для наблюдения в порту. До сих пор беглому невольнику удавалось скрыться от слежки. Но я, мое дурацкое желание, да еще колдовство вдобавок, выманили его из укрытия, и в конце концов по моей милости он угодил в ловушку, которой остерегался Фенсер.

Неужели Больмо выследил их до конца? Они его не заметили, это точно, ведь он до сих пор жив и сегодня на рассвете прятался в подворотне с каким-то незнакомцем.

Я застыла в нерешительности, не зная, что мне делать.

— Пелла откроет лавку только через полчаса, — проговорила я, размышляя вслух. — Где Больмо снимает квартиру?

— Он живет у матери, в белом доме у Храмовых Ступеней.

Я не сумела придумать ничего иного, как отправиться туда.

Мы расстались с Дорином, он выглядел почти как всегда. Он так много рассказал мне, и это чрезвычайно важно, ведь он — ясновидящий.

Вернувшись на рынок, я купила еще винограду, два больших спелых яблока и цветов. Я поднялась по ступеням, убегавшим вверх от храма; на террасах слева и справа от лестницы стояли, будто бы в застенчивости, современные дома: лестница совсем древняя, а они так молоды, что им страшно пересечь ее.

Белый дом был там явно не к месту, довольно маленький, убогий и неопрятный. Я позвонила в колокольчик, думая, что никто не откликнется, но тут вышла домоправительница. Я справилась о здоровье Больмо. Она сказала, что он встал и теперь на веранде; я с радостным видом прошмыгнула мимо нее.

— Как я рада, что вам полегчало, — воскликнула я, ворвавшись к нему. Веранда имела жалкий вид и выходила окнами на жалкий клочок земли, заросший сорняками, где стоял бак с дождевой водой. Я застала Больмо в домашнем ситцевом халате; он поспешно растянулся на диване, сделав кислую мину и старательно притворяясь больным.

— Колики, легкий приступ. Бывает из-за погоды, — сказал он. — Скоро пройдет.

Я вручила ему цветы и фрукты. Он изумился и все держал их в руках, пока суетливая домоправительница не избавила его от обузы.

— Вы очень добры, — сказал Больмо, — тем более что мы ведь не стали близкими друзьями.

— В чем я глубоко раскаиваюсь, — ответила я.

Домоправительнице надоело выжидать в надежде услышать что-либо интересное, она вышла. Больмо бросил мрачный взгляд на книгу, которую, видимо, читал перед моим приходом. А я решила, что подобраться к нему можно лишь одним-единственным способом.

— Но я здесь по иной причине, — сказала я.

— Ах… да?

— Позапрошлой ночью я выходила за пределы города. Вы следовали за мной.

— Я? — Ожидая обвинений, он тут же изобразил на лице негодование, причем изрядно перестарался. — Если вам нравится бродить по ночам, вполне возможно, кто-то и пошел за вами, но только не я.

— Вы. И не будем спорить.