Мимо вспышками проносились улицы и изумленные лица. Руперт резко свернул на Код-стрит, чуть не попав под колеса громыхающей тележки продавца одежды, отпрянул в последнюю секунду и ввалился в магазин сапожника, сбив по пути стойку с шестернями. Хозяин заведения сплюнул на стол целую кучу гвоздей изо рта, встал со скамьи, весомо повел в воздухе деревянным молотком и вытер руку о передник.

— Чего надо, паренек? — поинтересовался он крайне недружелюбным тоном.

Триумф пролетел мимо, обогнул его изумленную подругу жизни, стоявшую у очага, и перепрыгнул через младенца, играющего со старыми каблуками на полу. Затем ему пришлось резко остановиться. Путь преграждала массивная стена с двумя узкими оконцами наверху, куда бы не протиснулся даже хорошо прожаренный кролик.

Руперт повернулся к обеспокоенной женщине, уже чуть ли не душившей ребенка в заботливых объятиях.

— Вы же не закричите, правда? — взмолился мореход.

Она покачала головой, завопив во всю глотку. За ее спиной появился сапожник.

— Чего надо? — повторил он, подняв киянку.

— Заднюю дверь! У вас должен быть запасный выход! — заорал Триумф.

Снаружи по брусчатке уже грохотали башмаки.

— В кладовой, — начал сапожник, махнув в ее сторону рукой, — но…

Триумф не стал ждать продолжения, рванул влево, в забитый чулан, и бросился на закрытую дверь.

Та с глухим шумом распахнулась, и он вылетел наружу.

В никуда. Шестое чувство — то самое, которое уберегало Руперта от мушкетных пуль, шрапнели и деревянных щепок при Финистерре, заставляло пригибаться, когда в тавернах принимались летать кружки во время очередной перепалки, и доставляло домой в целости и сохранности, если путь хозяина проходил по улицам, кишащим темными личностями, — сейчас заставило его вцепиться в дверную ручку. Ноги Триумфа сучили пустоту, на какое-то мгновение ему показалось, что он сейчас пойдет по воздуху. Дверь со стуком закрылась, и Руперт снова оказался в кладовой.

Задняя стена мастерской, как и всех домов на этой улице, выходила на забитую мусором протоку, где вяло текущая вода, отвратно журча, катилась в Темзу. Противоположный берег находился в четырех ярдах, дно — в шести. На той стороне, как раз на уровне двери кладовой, виднелась сломанная железная ограда, идущая вдоль темного переулка, который сворачивал от канавы и упирался в соседнюю улицу. Триумф повернулся, чувствуя, как колотится его сердце.

Первый из агентов ворвался в чулан, поскользнулся на плитках, пролетев немного вперед, впрочем, быстро восстановил равновесие и пошел на Руперта, многозначительно размахивая мечом.

— Ты! — прорычал он. — Ты пойдешь со мной!

Его поза выдавала взращенное тренировками мастерство в почтенном искусстве нападения и защиты. Он держал маленький щит низко и уверенно, словно разогретую кастрюлю, и столь же уверенно рассекал воздух клинком. Триумф тут же понял, что боевой стиль его противника старомоден, традиционен и смертоносен.

Руперт вынул couteau suisse и быстро выбрал рапиру. Когда та наконец соизволила появиться, то оказалась на целый фут длиннее оружия противника. Она была современной, стильной и только-только начала входить в моду. Триумф учился в испанской школе фехтования, в совершенстве владел «приемом бессмертных», но сейчас надеялся, что хотя бы капля бессмертия отойдет и ему. Чиркнув потолок кладовой, он поднял рапиру, приветствуя врага, отдал салют и крикнул:

— Да здравствует Королева!

Агент нанес колющий удар. Триумф отпрыгнул назад, взмахнул клинком, попутно снеся ряд кувшинов с верхней полки, выругался, увернулся от свирепого выпада противника и обезглавил свечу.

— Вот черт! — провозгласил Руперт.