– А вы, простите? – очень вежливо поинтересовались у Саши.

– Разнатовский Александр Викторович, друг Ксении, – представился мой новый знакомый.

Один из служителей правопорядка предложил пройти ко мне в квартиру, а то на лестнице разговаривать как-то неудобно.

– Да, конечно, – сказала я, по инструкции Саши стараясь для виду показать готовность сотрудничать с органами и проявляя радушие.

Я открыла дверь своим ключом (честно говоря, была удивлена, что мамы нет дома, но в связи с последними событиями можно было ожидать всего чего угодно), мы все зашли, я предложила господам раздеться, они сунули ноги в предложенные тапочки. Я отметила, что маминых тапочек под вешалкой почему-то нет.

– В гостиную проходите, пожалуйста, – пригласила я.

У нас была четырехкомнатная квартира. В одной – спальня родителей, во второй – кабинет отца, где он иногда ложится, чтобы не будить маму, если приходит очень поздно или когда они ругаются и не разговаривают друг с другом (а он еще когда-нибудь будет здесь ночевать?), третья – моя, ну и общая, где стоит большой телевизор и мы принимаем гостей.

– Сейчас я чайник поставлю, – сказала я, оставляя мужчин одних и удаляясь в кухню. Пусть Саша принимает огонь на себя.

На середине кухонного стола мне бросилась в глаза большая пластиковая коробка из-под шведского торта-мороженого, в которой мы держали всякие таблетки. Что она здесь делает? Я заглянула внутрь, увидела, что содержимое значительно уменьшилось, пожала плечами и поставила коробку в выдвижной ящик пенала, где она всегда хранилась.

После того, как я зажгла газ под чайником, я быстро отнесла в гостиную чашки, выставила на стол печенье и конфеты, представители милиции для вежливости посопротивлялись, но быстро сдались под нашим с Сашей натиском. Саша, как я успела услышать, уже вешал им лапшу на уши. Они как раз говорили про взрыв. Я сновала из кухни в гостиную.

Затем на мгновение решила заглянуть к себе и чуть-чуть подправить макияж. Саша с гостями еще занят, чайник не вскипел, у меня есть время.

На моем письменном столе лежал длинный белый конверт, на котором маминым почерком было написано: «Ксении».

Что такое? Мама писала мне письма только в молодежный лагерь, а чтобы дома… Записки она всегда оставляла без всяких конвертов, просто на столе или на кровати.

Конверт был запечатан. Я удивилась еще больше.

Обычно я разрезаю конверты ножницами, но тут их искать я просто не могла – и разорвала его.

В него был вложен стандартный лист бумаги, явно из пачки, лежавшей у моего лазерного принтера.

«Ксюшенька, прости меня, – писала мама. – Я ухожу. Я больше не могу. Я все годы терпела измены твоего отца. Я…»

Не дочитав до конца, я с письмом в руке рванула к закрытой двери в спальню родителей, расположенную в дальнем конце коридора, и со всей силы дернула дверь на себя.

Мама лежала на кровати, сложив руки на груди, в своем свадебном платье, которое хранила все годы и обещала подарить мне, когда я соберусь выходить замуж…

Я бросилась к ней…

И издала звериный, нечеловеческий крик… Из гостиной послышался топот. Мужчины, расталкивая друг друга, ворвались в комнату.

– Мама… – пролепетала я – и грохнулась в обморок. Меня даже не успели подхватить.

Очнулась на диване в гостиной. Рядом сидел Саша, надо мной склонился мужчина в белом халате, в комнате суетились еще какие-то незнакомые мне люди. Их было довольно много. Из коридора слышались голоса.

– Ну слава богу, – тихо произнес Саша.

Врач стал давать ему указания насчет того, что со мной делать.

К дивану приблизился мужчина, лицо которого показалось мне знакомым.