Она закрыла глаза, и голос ее зажурчал:

– И все это ради одной цели: журнал и его читатели.

– Ради двух, – поправил Иенсен.

Брюнетка глянула на него – быстро, испуганно. Хозяйка не реагировала.

– А вы знаете, как я сделалась главным редактором?

– Нет.

Очередная смена интонаций, теперь ее голос стал мечтательным.

– Это похоже на сказку, я вижу это перед собой как новеллу в иллюстрациях – из действительности. Слушайте, как все вышло…

Лицо и голос снова меняются:

– Я родилась в простой семье и не стыжусь этого. – Теперь голос агрессивный, уголки рта опущены, а нос, напротив, задран.

– Слушаю вас.

Быстрый, испытующий взгляд на посетителя, и – деловитым голосом:

– Шеф концерна – гений. Ничуть не меньше. Великий человек, куда выше, чем Демократ.

– Демократ?

Она, хихикая, покачала головой:

– Ах, я вечно путаю имена. Разумеется, я имела в виду кого‑то другого. Всех не упомнишь.

Иенсен кивнул.

– Шеф принял меня сразу, хотя я занимала до того очень скромный пост, и передал мне журнал. Это была неслыханная смелость. Вообразите: молоденькая, неопытная девочка – и вдруг редактор большого журнала. Но во мне оказались именно те свежие соки, которые и нужно было туда влить. За три месяца я сумела изменить лицо редакции, я разогнала бездельников. За полгода он стал любимым чтением всех женщин. И остается таковым до сих пор.

Еще раз переменив голос, она обратилась к брюнетке:

– Не забывайте, что и восемь полос гороскопов, и киноновеллы в иллюстрациях, и рассказы из жизни матерей великих людей – все это ввела я. И что именно благодаря этим нововведениям вы процветаете. Да, еще изображения домашних животных в четыре краски.

Она слабо взмахнула рукой, ослепляя посетителя блеском своих колец, и продолжала скромно:

– Я говорю это не для того, чтобы напроситься на комплимент или похвалу. Достаточной наградой мне были письма, согревающие сердце письма от благодарных читательниц, сотни тысяч писем. – Она смолкла ненадолго, все так же простирая руку вперед и склонив голову к плечу, словно засмотрелась в туманную даль.

– Не спрашивайте меня, как мне удалось этого достичь, – заговорила она, стыдливо потупясь. – Такое просто чувствуешь, но чувствуешь с уверенностью, как знаешь, к примеру, что любая женщина мечтает хоть раз в жизни поймать чей‑нибудь взгляд, полный страстного желания…

У брюнетки вырвался какой‑то придушенный, булькающий звук.

Хозяйка вся подобралась и взглянула на нее с откровенной ненавистью.

– Конечно, так было только в наше время, – сказала она отрывисто и презрительно, – когда у нас, женщин, был еще огонек под бельем.

Лицо у нее вдруг обмякло, и целая сеть морщин наметилась вокруг глаз и рта. Со злости она даже начала грызть ноготь, длинный острый ноготь, покрытый перламутром.

– Когда вы ушли, вам вручили диплом?

– Да, конечно. Удивительной красоты. – Опять вернулась на лицо усмешка шаловливого подростка и заиграли глаза. – Хотите посмотреть?

– Да.

Она грациозно встала и покачивая бедрами, вышла из комнаты. Брюнетка в совершенном ужасе поглядела на Иенсена. Хозяйка вернулась, прижимая документ к груди.

– Вы только подумайте: все сколько‑нибудь значительные личности поставили здесь свои подписи. Даже одна принцесса.

Она развернула диплом. Пустая левая сторона была вся испещрена подписями.

– Мне думается, это был самый дорогой подарок из сотен полученных мной подарков. Со всех концов страны, хотите посмотреть?

– Спасибо, это не требуется, – сказал Иенсен.