— Известно, мой фюрер.

Гитлер взглянул на него с явным недоверием, и теперь уже Кальтенбруннеру трудно было понять, что скрывается за этим взглядом: неверие в его информированность или же подозрение в личной неблагонадежности.

— Рейх предали генералы вермахта, — предпринял он последнюю попытку оправдания. — Этот продажный старый генералитет. Причем особо старались тыловые крысы из армии резерва, которые, всячески избегая фронта, решили открыть его в глубоком тылу своей родины. Что же касается войск СС, не говоря уж об РСХА, то они остались верными вам и рейху. И так будет всегда.

Слушая его, Гитлер машинально кивал, однако трудно было поверить, что он действительно убежден в непогрешимости СС.

— И все же я требую, чтобы вы еще раз, самым тщательным образом, прошлись по связям тех путчистов, которые уже изобличены. По любым нитям, которые ведут к любому из ваших сотрудников или агентов.

— Сегодня же мои люди пройдутся по всем связям, которые только возможно будет отследить…

— Причем связям всех сотрудников, без исключения, — врубался указательным пальцем в доску стола Гитлер. — Включая лично вас.

— Даже… меня?! — спросил шеф РСХА, чувствуя, что гортань, словно залитая свинцом, отказывается повиноваться ему.

— Что вас так удивляет?

— Ну, уж меня-то должен был бы проверять кто-либо другой. Не могу же я проверять самого себя! — вскипел Эрнст.

И фюрер понял, что явно перестарался, забыв при этом об особенностях характера шефа СД: как только тот чувствовал, что все возможности оправдания исчерпаны, он не замыкался в панцире молчания и уж ни в коем случае не отступал, а наоборот, становился неукротимо жестким, возрождая в себе непоколебимость.

— Кто-то другой? Кто, например? Мюллер, Шелленберг, Олендорф? Так ведь все они пребывают в вашем подчинении, господин начальник имперской безопасности.

— Но если последует ваш приказ… — изо всех сил пытался удержаться в седле Кальтенбруннер, вновь убеждаясь, что выпад против него — не одна из мрачных шуток-нападок Гитлера.

— Пока что пребывают, — многозначительно уточнил фюрер. — Гиммлер к такой проверке тоже не готов, поскольку никогда ничем подобным не занимался. Он вообще никогда ничем не занимался. И я уже, по существу, потерял доверие к нему.

Кальтенбруннер благоразумно промолчал. Он знал, что отношения между Гитлером и рейхсфюрером СС Гиммлером в последнее время стали натянутыми. Однако главнокомандующий войсками СС все еще был слишком сильным и влиятельным, чтобы кто-либо решался открыто выступать против него. К тому же Кальтенбруннер не забывал, что пока еще пребывает в прямом подчинении у Гиммлера.

— В иной ситуации я натравил бы на вас адмирала Канариса со всей его абверовской сворой, — продолжил фюрер, — но ведь вам известно…

— Известно, мой фюрер.

— Кстати, — вдруг прервал Гитлер свою словесную пытку» — чем сейчас занимается этот наш абверовский заговорщик Канарис?

Кальтенбруннеру понадобилось несколько секунд, чтобы отойти от нанесенного ему «удара ниже пояса» и привести в систему все, что ему было известно о бывшем шефе абвера. Теперь он мог благодарить случай за то, что лишь недавно поинтересовался его послеарестной судьбой у всезнающего Шелленберга. А еще Эрнст понимал, что переход на личность Канариса — это его спасение. Просто теперь следовало как можно глубже втянуть фюрера в подробности положения адмирала.