|
Говорить будем, как принято тут, в этом кабинете, тет-а-тет, понимаешь? Конечно же, понимаешь! Как жить надо на лесозаготовках? Жить надо, Саша, в полном согласии! Со всеми, в том числе и с окружающей природой… Понимаешь, по маленькой, вмерзшей в землю избе будет бить ледяная вьюга. Ноги будут коченеть. Ледяные ноги! А на сто верст — тишина. Коптит лампа. Светлой лампочки, что тут от движка загорается, нету! На речке метровый ледяной покров — захочешь рыбки, а ее тоже нету… И один ты. А эти все твои работнички каждый день — пьянь вонючая! И ты один. После перепоя они тебе долдонят: что же мало водки взяли! Тяжело, понимаешь? Ты — один. Но одна ласточка еще весны не делает. Скамейка, поставленная тобой на виду, ни о чем им там не будет говорить. Подумаешь — землеустроитель! Хозяин! Красоту наводит! Да плевали мы на то! Ты это все понимаешь?
— Ладно, — сказал Сашка, — нечего и разговор тогда вести. — Он попытался встать. — Не доверяете? И не надо! — Сиди, сиди, — успокоил директор, насильно усаживая Сашку. — Ты думаешь, они имеют смутное представление о лесе, как таковом? Они имели в виду нас с тобой, если лес не даст им средства. Чего мне с тобой хитрить? — Нужна техника, директор. Одну хотя бы лесотаску. Я задачу-то понял. — Вся беда, что ты до конца не разобрался. — Разобрался. Я понял так, что в прошлом году вы за этот лес заплатили, а вода его не подняла. — На голое едешь, парень. — Нет, директор, ты не лесоторговец, не купец, а я не игрушка в твоих руках. Заплатишь ты мне, пусть половинку, а мое дело, как и его поднять. — А зачем мне торопиться? — улыбнулся директор. — Я подожду. В будущем году, может, вода и подойдет. Не в будущем, так в следующем. — А строить в этом году как будешь? Из меня или из Метляева? — Строить-то? — затушевался директор. — Что строить? Построим. — Ты это другим скажи. Лес надо поднимать, директор. Вода в этом году самая высокая, двадцать с лишним лет не было такой высокой воды. Так что цену не убавляй до минимума. Никто не пойдет на такую шабашку. — Ладно, — бросил придуриваться директор, — вот в чем Григорьев и подрезал меня. Потому я решил его с бригадиров снять, такое дело уже согласовано. А тебя на его место. — Говорю, инструмент и механизмы нужны. — Это подыщем. Считай, что договорились. — Нет, как договор подпишем, тогда будем считать, что договорились. — Ушлый ты мужик, Акишиев, — подмигнул директор. — Но думаю в одном тебя обхитрить. Свояченицу тебе подсовываю в повара, а? Как глядишь на это? — Сколько нас будет-то? — Девять с тобой, она десятая. Артель. — А как платить ей? — Как? По совести. Хорошо станет работать, что же, она ведь тоже человек. Не задаром в эти края поперла, а? — Ладно, — махнул рукой Акишиев, — свояченица, так свояченица. — А ты погоди, ты спроси, как она собой-то? Молода ли? — На месте все поглядим, — опять махнул рукой Акишиев.
8
Черт-те что, а не свояченица. Девка лет двадцати, высокая, доска-доской, руки в кулаках мужские, в цветастом платочке и в туфлях на низком каблуке. Краснея, выждала, пока Сашка выел утиную лапшу и вошла, приглашенная, в Сашкину комнату. Вошла, села на краешек постели, потому как у Сашки на тот случай оказался всего один стул. — Меня послал Савий Карпыч, — пикнула, но голос показался Акишиеву приятный, звучный. |
