Под свист и редкие хлопки Фиц слез с помоста. Билли смотрел на него, но Фиц избегал его взгляда.

Теперь на помост, в свою очередь, поднялся Билли.

— Вы, наверное, думаете, что я тоже стану оскорблять лорда Фицгерберта, как он оскорблял меня, — сказал он.

— Всыпь ему хорошенько! — крикнул из толпы Томми Гриффитс.

— Но ведь это не разборка в управлении шахты, — сказал Билли. — Эти выборы слишком важны, чтобы заниматься дешевыми остротами… — Толпа разочарованно притихла. Билли понимал, что разумный подход ей не очень-то придется по вкусу. Народ любил дешевые остроты. Но отец Билли одобрительно кивнул. Отец понимал, что хочет сделать Билли. Конечно же, понимал. Он сам его этому учил.

— Граф проявил храбрость, придя сюда и высказывая свои взгляды перед толпой шахтеров, — продолжал Билли. — Может, он и неправ — а он неправ, — но он не трус. И на войне он вел себя так же. Как и многие другие наши офицеры. Они были храбры, но упорствовали в своих заблуждениях. У них была неверная стратегия и неверная тактика, никудышная связь и устаревший образ мыслей. Но они не желали отказываться от своих заблуждений, пока не погибли миллионы.

Толпа стихла. Теперь все слушали с интересом. Билли увидел Милдред: она стояла с гордым видом, в каждой руке по младенцу — его сыновья, двухлетний Кейр и годовалый Дэвид. Милдред была далека от политики, но ей хотелось, чтобы Билли стал членом парламента — тогда они смогут вернуться в Лондон, и она снова начнет заниматься своими шляпками.

— На войне рабочему человеку никогда не удавалось подняться выше уровня сержанта, — говорил Билли, — но зато любой вчерашний ученик частной школы сразу становился младшим лейтенантом. Любой ветеран вспомнит, как подвергалась опасности его жизнь из-за недостаточно умных офицеров, и многим из нас спасала жизнь смекалка сержантов.

Слушатели заговорили, соглашаясь.

— Я вышел сюда сказать, что эти дни прошли. И в армии, и в других профессиях повышение должно зависеть не от происхождения, а от заслуг! — Билли заговорил громче, и заметил в собственном голосе, звенящем от волнения, отцовские интонации, звучавшие у того в проповедях. — От этих выборов зависит будущее, от них зависит, в какой стране будут расти наши дети. Мы должны сделать все, чтобы она отличалась от той страны, в которой выросли мы. Партия лейбористов не призывает к революции — мы видели это в других странах, и это не годится. Но мы действительно призываем к переменам — серьезным переменам, решительным переменам, в самом главном!

Он помолчал, потом снова продолжил речь, заговорив еще громче.

— Нет, я не стану оскорблять ни лорда Фицгерберта, ни мистера Персиваля Джонса, — сказал он, указывая на два цилиндра в первом ряду. — Я просто скажу им: «Джентльмены, вы — прошлое!» — Толпа встретила его слова радостными криками. Билли смотрел через передние ряды на стоящих сзади шахтеров — сильных, смелых, с рождения ничего не имевших, но тем не менее обеспечивших приличную жизнь себе и своим семьям. — Друзья мои, рабочие! — сказал он. — Будущее — это мы!

Он спустился с помоста.

Когда подсчитали голоса, он победил с большим отрывом.

И Этель — тоже.

Консерваторы в новом парламенте были самой большой партией, но подавляющего большинства голосов у них не было. Второй по величине партией были лейбористы, 191 член парламента, включая Эт Леквиз от Олдгейта и Билли Уильямса от Эйбрауэна. Третьими были либералы. Шотландская партия трезвости получила одно место.