Конечно, о полной победе не может быть и речи. Я не обманываюсь ложными надеждами на этот счет.
– Увы, ты прав! – со вздохом ответил Гермон. Потом он спросил:
– Когда же ты думаешь отправиться в Уттику?
– Сегодня же на рассвете! – с жаром ответил Хирам.
– А Офир?
– Не беспокойся о ней. Она в надежных руках.
– Но на дом, где ты скрыл ее, могут напасть?
– Кто? Рабы отца Тсоура? – презрительно ответил Хирам. – Не бойся, патриций: Офир под охраной целого отряда, который обеспечит ей полную безопасность. Оставь ее в моих руках: я отвечаю за нее. Потом, я взял ее в бою. Я отнял ее у жрецов Таниты, я убил претендента на ее руку. И я не выпущу ее из своих рук, хотя бы весь Карфаген поднялся против меня.
Гермон, казалось, хотел возразить, но ограничился тем, что тяжело вздохнул.
– Я стар и одинок! – промолвил он беззвучно. – Офир своим присутствием украшала дни моего заката…
– Да. Но ты принуждал ее отдать свою руку Тсоуру, а она любила меня.
Оба смолкли. Потом патриций поднялся.
– Будь по-твоему! – сказал Гермон. – Иди же, послужи Карфагену!
И когда Хирам в сопровождении Сидона и поджидавшего его возвращения в том же дворцовом саду Фегора шли по темным улицам Карфагена к дому Фульвии, и когда потом, оставив дом и трех девушек под охраной четырех наиболее сильных и умных нумидийцев, они опять шли через весь Карфаген, направляясь в порт, где стояли боевые корабли, Хирам наблюдал непривычные картины: несмотря на то, что до рассвета было еще несколько часов, город жил лихорадочной жизнью. Во дворах горели огромные костры, насыщавшие воздух удушливым дымом. На них в котлах плавили медь, серебро и золото, отливая из них пластины, которые могли пойти на латы или мечи, стрелы и наконечники для пик.
Меди не хватало, и в ход шли драгоценные металлы.
Над огромным городом без умолку несся перестук тысяч молотов – ковали оружие, а на стенах и башнях тысячи людей, громко крича, трудились на укреплениях.
Хирам шел, погрузившись в тяжелые думы: он только что распрощался с любимой девушкой. Он еще, казалось, слышал слова ее прощального напутствия.
Рядом с ним шел Фегор.
– Я пойду с тобой! – сказал он.
– Зачем? Шпионить за мной? – резко отозвался Хирам.
– О боги! Вовсе не шпионить, а… присматривать! – с циничным смехом отозвался Фегор. – Или ты забыл, что это – мое ремесло? Да чего ты сердишься? Во-первых, Совет Ста Четырех поручил мне представить тебя командирам судов нашего флота. Во-вторых, клянусь всеми богами и богинями, я ничем не помешаю тебе на корабле.
– Ты пойдешь со мной и в море? – удивился Хирам.
– Разумеется! Должен же кто-нибудь докладывать Совету, как идут дела? Потом, ты такой неосторожный, а ведь ты дорог мне. Целый талант.
Но вот перед Хирамом и его спутником показался военный порт.
Там тоже кипела работа, но боевые суда были полностью готовы пуститься в путь, идти на бой. Хирам с берега оглядел эти суда. Невелика была морская сила, которой располагал Карфаген в этот роковой момент: всего около шестидесяти разнокалиберных судов, одряхлевших военных трирем и квинкверем, или просто торговых судов, наскоро приспособленных для ведения боя.
Со вздохом закончил осмотр флота Хирам, потом сел в поджидавший его челн и направился на самую большую квинкверему, которой предстояло стать адмиральским кораблем. Четверть часа спустя суда Карфагена одно за другим, снимаясь с якоря, уходили в открытое море на поиски вражеского флота.
Предполагаемый набег на Уттику Хираму не удался: изменившая Карфагену финикийская колония, оказалось, уже успела отлично вооружиться, и понадобилось бы вести осаду по всем правилам, а значит – слишком долго, с большими потерями. |