Предполагаемый набег на Уттику Хираму не удался: изменившая Карфагену финикийская колония, оказалось, уже успела отлично вооружиться, и понадобилось бы вести осаду по всем правилам, а значит – слишком долго, с большими потерями.

От берегов Уттики флотилия Хирама направилась на север. Карфагенянин питал надежду, что столь большой боевой флот, полагая, что противник не готов, едва ли идет со всеми мерами предосторожности.

Расчет этот оправдался. Прокрейсировав почти двое суток у берегов, эскадра Хирама в начале ночи завидела беззаботно шедшие римские суда. Суда Хирама, внезапно вынырнув из темноты, налетели на авангард римлян, словно коршуны на стаю лебедей, и за короткое время ко дну пошло около двадцати лучших римских судов со многими тысячами отборных моряков и воинов. Триремы и квинкверемы Карфагена налетали на ошеломленного врага на такой поразительной скорости, что римляне не успевали изменить курс, и тараны судов Хирама врезались, все круша и дробя, в беззащитные бока римских кораблей.

Уцелевшие суда римлян рассыпались по морю и повернули назад, к спешившим им на помощь главным силам флота, уже заметившим несчастье, постигшее авангард. Но когда лучшие суда Рима примчались на место ночного боя, от эскадры Карфагена не осталось и следа: совершив свое деяние, Хирам опять ушел в открытое море и скрылся от преследования. Начало было блестящее, но Хирам не обманывался: удача не могла изменить начертанного самой судьбой, а Карфаген был безоговорочно осужден, и победа Хирама могла только продлить его агонию.

Трудно описать, с каким восторгом карфагеняне встретили молнией разнесшуюся по городу весть о том, что их маленькая эскадра, в боевую способность которой почти никто не верил, одержала победу, блестящую победу над римскими судами и возвратилась в порт родного города, не потеряв ни одного судна, ни одного человека.

Но Хирама ждал озадачивший его прием во дворце Гермона, когда моряк с Фегором, Талом и Сидоном сошли с адмиральского корабля и, никем не узнанные по дороге, объявились в доме гордого патриция. Гермон с террасы своего дворца видел, как входила эскадра, пересчитал все корабли, но весть о победе еще не дошла до него, и он накинулся на Хирама с горькими упреками, думая, что Хирам ограничился простым крейсированием, а затем ретировался в порт, завидев суда римлян. Он был поражен, он не мог поверить, что Хирам смог разбить авангард Римского флота, не потеряв ни одного своего судна. И только когда Фегор подтвердил рассказ Хирама о происшедшем, потрясенный до глубины души старик не выдержал и принялся судорожно обнимать воина.

Снова и снова Хирам пересказывал все перипетии происшедшего ночью, но старик не уставал слушать.

Потом он наконец опомнился.

– Идем в зал Совета Ста Четырех. Ты повторишь там свой рассказ, мой друг! – сказал он Хираму.

Но Хирам как-то замялся. Он оглядывался вокруг, словно кого-то ища. И старик угадал его мысли.

– Ты ищешь Офир! – сказал он с тонкой улыбкой. – Успокойся. Я ведь дал слово и держу его, конечно, я уже знаю, где ты укрыл свою невесту. Но теперь мое сердце открыто для тебя. Я смотрю на тебя, как на родного сына. И знаешь что? Нет, не место Офир прятаться в каком-то убогом домишке в предместье. Пусть она возвращается сюда, потому что с этого момента этот дом не только мой, но и твой!

– И Фегору будет спокойнее! – засмеялся Хирам. В дом Фульвии отправили гонцов привести всех скрывающихся там во дворец Гермона, а сам Гермон и сопровождавшие его Хирам и Фегор пошли в Совет Ста Четырех.

XIX. ПОСЛЕДНИЕ ДНИ КАРФАГЕНА

Карфаген осажден римлянами. Грозное восьмидесятитысячное войско с огромным обозом и целым парком громоздких осадных орудий разных названий расположилось у предместья Нефери и упорно ведет свою разрушительную работу, пытаясь разбить стены древней финикийской твердыни, проникнуть в богатые гавани Карфагена, расположенные по обе стороны перешейка, на котором стоит город.