Отметим, что во всех перечисленных фильмах их авторы не боялись показа шокирующих сцен и даже использовали при этом документальные съемки. Например, в «Улане» были кадры, снятые в реальном вытрезвителе, отделении милиции и даже в больнице для алкоголиков. То же самое было и в «Воскресной ночи». Цитирую интервью режиссера фильма В. Турова:

«Мы показали страшное, нелепое, непоправимое – горе детей, у которых пьянство родителей отняло все, даже разум. Несколько раз появляются в кадре реально существующие обитатели специального детского дома, мальчики и девочки, родившиеся психически неполноценными. Мы решились на эту страшную съемку для того, чтобы миллионы людей увидели воочию, во что могут обойтись «поллитровки» и «четвертинки». Когда-то Куприн призывал не бояться заглянуть в пропасть порока, ибо она ужасает своей неприглядностью. Мы показали эту пропасть…»

Все три фильма хоть и не вошли в число фаворитов проката (они собрали от 10 до 15 миллионов зрителей), однако имели хорошую прессу, а некоторые из них даже были отмечены призами на различных киносмотрах: «Воскресная ночь» – на Всесоюзном кинофестивале в Риге (1977), «Улан» – на Всесоюзном кинофестивале в Ереване (1978).

Еще один пример проблемного кинематографа – военная драма Григория Чухрая «Трясина», которая собрала в кинопрокате-78 аудиторию в 19 миллионов 700 тысяч зрителей. Отметим, что это был пятый по счету художественный фильм знаменитого режиссера, снятый им после длительного 14-летнего перерыва (последней лентой Чухрая была социальная драма «Жили-были старик со старухой» (1965), после которой он снял в 1971 году еще один фильм – «Память», но это была уже документально-публицистическая лента). Создатель одного из лучших фильмов о подвиге советского солдата в Великой Отечественной войне – «Баллада о солдате» – на этот раз решил снять картину совершенно об ином, а именно – о человеческой трусости и подлости.

В центре сюжета «Трясины» был рассказ о том, как деревенская женщина, испугавшись отправки своего младшего сына на фронт (старший ушел туда в первые же дни войны), прячет его у себя на чердаке в течение нескольких лет (напомню, что в той же «Балладе о солдате» в центре сюжета тоже был образ матери, но это была мать-героиня, а не мать-предатель). Сам Чухрай потом рассказывал, что тему для фильма ему подсказала грузинская актриса Лейла Абашидзе. В разговоре с режиссером она как-то обмолвилась о заметке в одной из газет, где речь шла о дезертире, который всю войну прятался в своем деревенском доме. Однако снимать фильм о дезертире Чухрай не хотел – слишком мелок и однозначен был такой герой. Вот тогда ему в голову и пришла идея вынести в центр сюжета мать дезертира – женщину неоднозначную, сомневающуюся.

Отметим, что идея исследовать природу человеческой трусости давно занимала мысли Чухрая – еще с войны. И на это у него были личные причины – трусом и дезертиром оказался один из его близких фронтовых друзей. Вот как об этом вспоминал сам режиссер:

«На фронте был у меня друг. Он был веселым и очень артистичным парнем. Больше всего в нем покорял меня его красивый природный певческий голос. Сколько раз, когда нам становилось несладко, он, вдруг начиная петь, спасал нас от мрачных мыслей и опаснейшего во фронтовых условиях состояния безысходности!..

Но в один прекрасный день мы узнали: наш друг сбежал из части, с фронта, – дезертировал. Для всех это было потрясением, верить в это не хотелось… Сбежав с фронта, дезертир вернулся в Николаев и устроился на работу. Он стал петь. И пел он в том числе для немцев.

Узнал я также и о том, что наш бывший друг, встретив по возвращении в родной город родителей нашего друга Жоры, сказал им, что Жора погиб.