– Стыд, Николай Яковлевич. Стыд. Я – на свободе, с отцовскими деньгами в кармане разъезжаю по свету, а этот несчастный, после каторги, после пережитого ужаса, не может ни побриться, ни даже чашку кофе себе заказать – заметили небось, минераль только пил… За что такая несправедливость среди тех, кто борется за всеобщее равенство? Почему так?! Каково мне смотреть ему в глаза мне, барину от революции?

– Оттого-то в террор и идете, Дима, понимаю вас. – Щеколдин вздохнул. – Я теперь принял ваше предложение окончательно, поздравляю вас, товарищ Богров. Но теперь вам предстоит самое главное испытание…

– Я готов на все.

Щеколдин покачал головою:

– Это неправда.

– Правда.

– Нет. Вы же не готовы на предательство?

Богров рассмеялся:

– Да уж, увольте!

Щеколдин, продолжая улыбаться, закончил:

– А ведь придется, Дима… Наша акция не будет успешной, коли вы не сможете нащупать кого-то в охранке…

– То есть?!

– Царь со Столыпиным поедут этим летом в Киев, Чернигов и Ялту. Только там возможно проведение акта. Охранников будет более двух тысяч… Сквозь их кордоны не пройти… Акт может провести лишь тот, кого охранка знает и не боится. Готовы на то, чтобы попробовать приблизиться к ним?

– Вербоваться, что ль? – брезгливо спросил Богров. – Новый Азеф, от которого затем отрекутся как Чернов с Кропоткиным, так и Столыпин с царем?

– Погодите, не злитесь… Ваш отец – звезда на киевском небосклоне… Он бывает в дворянском собрании, где собирается и жандармский корпус, и даже Кулябко, Николай Николаевич, кровавый мракобес, глава охранки… А ну, попробуйте подкрасться, не вербуясь? Наладив добрые отношения… Вербовку партия вам не разрешит, а о т н о ш е н и я – что ж, это – другое… В конце концов великий поэт Некрасов во имя святого дела с главным охранником в карты играл… Ну? Как?

Богров ничего не ответил, достал из кармана деньги, присланные Кулябко, протянул их Щеколдину:

– Благодарю вас; здесь четыре тысячи.

Деньги эти Щеколдин вернул Кулябко; тот подержал пачку в руке, улыбнулся:

– Тяжесть эко приятна, а? Оставьте себе, детишкам на конфекты.

– Благодарю, – сдержанно поклонился Щеколдин.

– Это не стоит благодарности… Это – мой долг за время, потраченное вами.

Благодарить будет ваш учитель, он ищет вас и ждет, какое-то, как он говорит, крайне важное дело…

Щеколдин знал об этом: н а к о л к а на воротилу-сахарозаводчика была богатой, афера могла принести не менее ста тысяч одномоментной прибыли.

– Значит, вы убеждены, что Богров пойдет на безумие? – задумчиво повторил Кулябко. – Решится поднять руку на святое?

– Вполне.

– А – не играет?

– Исключено. Поверьте, все-таки моя профессия приучает к точности, риск слишком велик.

– Вы расстались на том, что Николай Яковлевич прибудет к нему в поместье?

– Да.

– Именно вы или – как мы и уговаривались – любой человек с таким псевдо?

– Как уговаривались.

– Где вы будете летом? В России? Или поедете в Париж?

– Там сейчас сложно… Я буду в Киеве… До начала сезона дождей, во всяком случае…

– Я обращусь к вам за помощью, коли разрешите?

– Конечно. В порядке тренинга – крайне полезная работа.

– Благодарю вас, мой друг, от всего сердца благодарю.