И он уступил:
– Может, и так.
Реакция ее оказалась неожиданной и яростной:
– Мне не нужна ваша снисходительность, комиссар! Я рассталась с орденом, но не с мозгами.
Брунетти не стал ни просить прощения, ни продолжать эту неожиданно возникшую теологическую дискуссию. Передвинул какое‑то письмо с одной стороны стола на другую, откинулся вместе со стулом и положил ногу на ногу.
– Тогда не поговорить ли нам об этом, а?
– О чем?
– О месте, где свершилось это расставание с орденом.
– О доме престарелых? – уточнила она без нужды.
Он кивнул и спросил:
– О каком именно вы говорили?
– Сан‑Леонардо, это за больницей Джустиниани. Орден посылает туда сестер милосердия.
Он заметил, как она сидит: колени плотно сжаты, ступни параллельны друг другу. Девушка не без труда открыла сумку, вынула сложенный листок бумаги, развернула, посмотрела, что там написано, и начала нервно:
– В прошлом году в Сан‑Леонардо умерли пять человек. – Нагнувшись вперед, она положила листок перед Брунетти.
Брунетти кинул на него беглый взгляд.
– Вот эти люди?
– Да. Я записала их имена, возраст и от чего они умерли.
Брунетти удостоверился: да, там именно эта информация – названы три женщины и двое мужчин. Он припомнил, что, согласно статистике, женщины живут дольше мужчин, а тут наоборот: мужчины протянули дольше. Одной из женщин было за шестьдесят, двум другим семьдесят с хвостиком. Два человека умерли от сердечных приступов, два – от инсультов, один – от воспаления легких.
– Зачем вы мне дали этот список? – Он поднял на нее глаза.
Казалось бы, она должна была приготовиться к такому вопросу, но ей понадобилось время, чтобы ответить:
– Потому что только вы в состоянии что‑нибудь с этим поделать.
Комиссар выждал немного – объяснит, или хоть что‑нибудь добавит? Нет, молчит.
– Не совсем понимаю – с чем «с этим».
– У вас есть возможность выяснить, от чего они умерли?
Он помахал листком в воздухе.
– Если здесь указана не та причина?
– Да. Есть ли у вас возможность как‑то это выяснить?
Ему и думать не пришлось над ответом – закон об эксгумации не оставляет неясностей.
– Без ордера судьи или запроса семьи – нет.
– О, я понятия не имела. Была… даже не знаю, как сказать… была так долго удалена от мира, что ничего не смыслю в практических делах. – Она мгновение помолчала. – А может, никогда не смыслила.
– Как долго вы состояли в ордене?
– Двенадцать лет – с пятнадцати. – Если от девушки и не укрылось его удивление, то виду она не подала. – Длительное время, конечно.
– Но вы ведь не были изолированы от мира? Вы же учились на сиделку.
– Нет, – ответила девушка поспешно. – Я не сиделка. Ну, то есть… не обученная, не профессиональная. В ордене заметили, что у меня… – Она прикусила язык.
Брунетти понял: ей нужно признать за собой талант или похвалить себя, и единственный выход из непривычного положения – замолчать. Пауза позволила ей перестроить фразу так, что в ней не осталось и намека на похвальбу.
– Они решили, что мне полезно попробовать помогать старым людям, и меня послали на работу в дома престарелых.
– Сколько вы там пробыли?
– Семь лет. Шесть – в Доло и потом год – в Сан‑Леонардо.
Значит, сестре Иммаколате, когда она приехала в дом престарелых, где жила его мать, было двадцать. В этом возрасте большинство женщин получают профессию, ищут работу, встречают возлюбленных, заводят детей. |