Снизу слышались грузные шаги и тяжелое дыхание, мне надо было поторапливаться. Я уже вставила ключ в замочную скважину и собралась повернуть его, как за моей спиной послышался голос:
— Чья будешь?
Я вздрогнула. Так как я совершенно не представляла себе, чья же я буду, и голос к тому же был явно неодобрительный и суровый, я сжалась и напряглась. Повернувшись, увидела ту самую старушку, которую чуть не сбила при входе в подъезд. Она смотрела на меня взглядом неподкупной чекистки на отдыхе и ждала немедленного ответа.
— Я к Эдику, — обаятельно улыбнулась я. — Вы не знаете, он дома?
— Если к Эдику, чего со своим ключом в его дверь лезешь?
Я постаралась придать голосу нотки доверительности:
— Понимаете, Эдик оставил мне свой ключ и просил следить за квартирой, если он уедет. Но он не позвонил… И вот я решила зайти, проверить…
Боже, какую чушь я несу, с ужасом подумала я. Иванова, твой экспромт явно отдает наивной попыткой школьницы оправдаться, почему она курит в кабинете с учителем физики.
Но бабка осмотрела меня и удовлетворенно кивнула.
— Я Эдика не видела уже давно. Дня три. Значит, уехал. И монахи давно не приходили…
— Монахи? — переспросила я. Что еще за монахи такие?
— А ты разве не из монахов? — спросила меня бабка.
— Нет, — подумав, ответила я. Все-таки я никак не могу отнести себя к числу монахов.
Бабка была явно разочарована и сказала:
— Значит, Эдик тебе свою квартиру препоручил… И куда ж он собирался?
— Он мне не сказал…
— Ох, тайны сплошные, — горестно сказала бабка. — Раньше был нормальный… Парень как парень. И что у него в голове случилось? Хорошо, мать не дожила…
Словоохотливая старушка явно была не прочь пообщаться со мной на темы Эдиковой испорченности, но пока я не видела в этом смысла. Вполне вероятно, что испорченный Эдик сидит сейчас где-нибудь на дачке у одного из «монахов» и, распивая с ним пиво и портвейн, радуется жизни.
Поэтому я вежливо кивнула и, подумав о дожидающейся меня Ритке, постаралась закончить беседу.
Открыв дверь, я постояла на пороге, дожидаясь, пока любопытная соседка покинет свой наблюдательный пункт или хотя бы перейдет в укрытие, из которого можно продолжать наблюдение, не так назойливо сверля меня взглядом.
В нос ударил запах затхлости. Полутемный коридор встретил меня неприветливо.
Я шагнула внутрь, осторожно позвав:
— Эдик!
Ответа не было. Но запах стоял омерзительный. Неужели и правда — труп?
Я прошла дальше.
Комната была пустой, и на столике стояла пепельница, доверху наполненная окурками. Чашка с пятнами от кофе почему-то валялась на полу. На ковре явно виднелись пятна… бурые, наверное, от выплеснувшегося кофе.
Я наклонилась, пытаясь определить, права ли я.
Сердце мое учащенно забилось. Я поднялась и прижала к горлу ладонь, пытаясь подавить приступ тошноты.
Кровь…
Танечка, это не кофе! Это — кровь.
Мне совершенно не хотелось идти дальше. В конце концов, если тут трупы, пусть их и находит сама Ритка. Мне это не нужно совершенно. Я прекрасно жила и без Эдика, и без…
«Кончай истерику, — холодно произнес голос моей „alter ego“. — От твоих стонов ничего не изменится, а у Ритки будет инфаркт».
В конце концов, детектив ты или?..
Я шагнула во вторую комнату, вознося господу молитвы, чтобы там было все спокойно, и Эдика я бы там не встретила.
Вторая комната оказалась спальней.
Ну и разгромчик тут был, скажу я вам!
Простыни, смятые, как половые тряпки, валялись на полу. |