Корделия и Рилли остались у очага, устроившись на диване, который видел многих посетителей, а сейчас был покрыт слоем сажи. Миссис Спунс сидела с ними, держа в руках восьмерку и даму бубен и напевая старую мелодию. Они перемешали угли в очаге и подбросили немного дров: огонь тут же разгорелся с новой силой, согревая лица и донося до них старый знакомый запах дыма и сосисок, а также слабый запах ночных горшков. Две женщины наполнили свои бокалы портвейном и взглянули друг на друга, сдерживая смех, готовый прорваться наружу. Ирония ситуации состояла в том, что они не могли оставаться в Англии из-за своей скандальной славы, и они же получили самое странное и удивительное в своей заманчивости предложение из Америки именно потому, что пользовались скандальной славой.

— Нам надо выпить за преодоление возможных трудностей первой брачной ночи, — бодро провозгласила Рилли.

Свечи на каминной полке и огонь в очаге создавали праздничную атмосферу.

— Если они хотят скандально известных особ, ради бога, они получат скандально известных особ, — сказала Корделия. — Я уже размышляла над этим и даже хотела отправиться к журналисту из «Глобуса», чтобы предложить ему следующий заголовок: «Мисс Престон присоединяется к цирку в Америке». И я напишу мистеру Свифту, приложив к своему посланию вырезку из газеты со статьей.

— А я пойду в кассу порта. Мы не станем путешествовать как эмигрантки, мы должны прибыть как особо важные гости.

— Мы можем это сделать?

— Мы это сделаем, — ответила Рилли. — Все мы. Я хотела сказать, что мы должны приехать как женщины, обладающие понятием о высоком стиле. Мне кажется, что мистер Трифон был прав, когда назвал мистера Свифта гениальным антрепренером. Мы теперь можем тратить деньги как вздумается, и к черту волнения и бедность! Я ведь говорила тебе, Корди, что видела летающих людей, ну разве это не странно?!

Корделия поняла, что их ремесло все еще хранит в себе тайну. Огонь весело приплясывал в очаге.

— А я так рада за Гвенлиам! — с жаром произнесла Корделия. — Ты видела ее лицо, Рилли? Я наблюдаю за ней, и мне кажется, что она словно перерождается. Несчастье отступает. У нее несомненный дар, Рилли, вот увидишь, что я окажусь права. — И Рилли кивнула, демонстрируя понимание.

Она вдруг заметила, что Корделию начали душить рыдания и она зажала рот рукой, пытаясь подавить их.

Корделия подождала, пока не прошел приступ сильной душевной боли.

— О Бог ты мой, Рилли, у тебя у самой был сын, поэтому ты знаешь, что я переживаю.

— Я знаю, — ответила Рилли.

Она видела, каких усилий стоит Корделии ее спокойствие.

— Он был настоящим, Корди. Ты вернула его себе. Он перестал быть просто картинкой из прошлого. Врачи сказали, что он не мог прожить так долго, но ты успела увидеть его живым. Он вернулся к тебе. Ты можешь увезти его с собой в своем сердце. Ты и Гвенлиам.

И Корделия вздохнула, утирая слезы тыльной стороной ладони. Она откинулась на спинку дивана, а затем потянулась за кочергой и помешала угли. Огонь осветил ее решительное лицо, отмеченное печатью скорби.

— Да, — твердо произнесла она.

— Все будет хорошо, Корди, а теперь, когда месье Роланд едет с нами, я совсем не страшусь будущего, — сказала Рилли, крепко держа за руку свою старенькую мать. — Мы с тобой уже немолодые дамы, Корди, в нашей жизни произошли ужасные события, но мы выбрались на свет, и нас ожидает новая жизнь! Это так увлекательно, мама, — обратилась она к миссис Спунс.