Вителлий растерянно поднял глаза. Город, на который он возлагал все надежды, этот город неограниченных возможностей, показался ему вдруг недружелюбным и даже враждебным. Сейчас он охотнее всего поднял бы свой узелок и повернул обратно. Тут же он, однако, услышал вкрадчивый голос Цезония:

– Не бойся. Молодой человек с мышцами Геркулеса и внешностью Гиацинта всегда встретит в Риме улыбку Фортуны. Мудрый Катон сказал однажды, что красивый юноша стоит большего, чем урожай, собранный с поля. Поверь мне, он был прав.

С этими словами Цезоний положил руку на бедро юноши. Вителлий инстинктивно отшатнулся. Словно не заметив этого, Цезоний встал рядом так, что теперь оба они смотрели в одном направлении.

– Надо только веселее смотреть на жизнь! – Цезоний взмахнул рукой, словно приглашая следовать за собой. – Еще прежде, чем на Палатине загорятся огни храма богини Луны, здесь, у стен города, соберутся на склоне дня все те, кому Юпитер и Венера отказали в счастье быть любимыми. Ты сам увидишь, что люди, которым приходится покупать любовь, в большинстве своем весьма состоятельны. Это всадники с узкими пурпурными полосками на туниках и даже сенаторы, которых легко отличить по пурпуру их тог. Те, кто приходит к этому мосту, либо покупают, либо оказываются купленными.

Цезоний заметил смущение, явно написанное на лице юного Вителлия, и осторожно поинтересовался:

– Ты никогда еще не знал блаженства, которое даруют нам Венера и Купидон? Вокруг тебя никогда не обвивались стройные ноги какой-нибудь женщины? Ты никогда не ощущал приникающие к тебе твердые бедра мужчины?

Вителлий покачал головой, одновременно жадно приглядываясь к красочной толпе, окружавшей их. Вокруг было множество женщин, способных затмить своей красотой даже солнце. У одной из них, стоявшей с непокрытой головой, были чудесные золотисто-рыжие волосы, а ее шелковая туника своим покроем еще более подчеркивала все достоинства фигуры. Когда к ней приближался какой-нибудь мужчина, она, опустив руки на бедра, начинала с улыбкой поворачиваться из стороны в сторону. Полный, слегка обрюзгший римлянин, явно не привыкший считать деньги, подошел к красавице и приоткрыл тунику на ее груди, словно желая убедиться, что содержимое и впрямь отвечает упаковке.

– Это Цинтия, – шепнул юноше Цезоний. – За свою любовь она требует два золотых аурея, на которые ты мог бы спокойно прожить целый год. Поверить трудно, но находится немало дураков, круглых дураков, охотно готовых платить ей. Не за ее красоту. В Риме достаточно красавиц, услуги которых можно купить за медный асс. Нет, они готовы платить, потому что Цинтия – жена одного из влиятельных сенаторов. Тем не менее женщина – это только лишь женщина. Не думаешь же ты, что положение делает ее чем-то лучше других?

Несколько мгновений Вителлий молчал, а затем проговорил:

– Разве в Риме уже не действует закон, карающий супружескую неверность?

Цезоний рассмеялся.

– Дорогой мой, в Риме разрешено все что угодно. А если что-то недвусмысленно запрещено, то всегда находится подходящий закон, снимающий этот запрет. Как божественный император Калигула смог сочетаться браком со своей сестрой Друзиллой, хотя это запрещено законом, так и Цинтия может нарушать супружеский долг, да еще и получать плату за это. Чтобы избежать преследования властей, она обратилась к эдилам с просьбой внести ее в списки проституток и аккуратно платит положенный за это налог. Так поступают многие аристократки. Говорят, будто даже их мужьям приходится платить за проведенную с женой ночь.

– И все же, клянусь Венерой и всеми богами Рима, – воскликнул потрясенный услышанным Вителлий, – никогда еще я не видел такой привлекательной женщины!

– Возьми под уздцы свое сердце и научись сдерживать его порывы! – засмеялся Цезоний.