— Андрей Сергеевич, наведите порядок. Мне мешают работать, — презрительно фыркнул циркуль, не обращая на Матвея внимания, словно он был пустым местом.

Встав, между Роем и двумя вошедшими следом за циркулем помощниками, Матвей демонстративно отстегнул клапан своей кобуры, и положив ладонь на рукоять пистолета, зло оскалился:

— А ну замрите на местах, трубки клистирные, а то ненароком дырок понаделаю. К моей собаке никто кроме меня не прикоснётся.

— Как это понимать ?! Андрей Сергеевич, что это значит ?! — спросил циркуль, от возмущения срываясь на визг.

— Это значит, что Матвей Сергеевич будет делать всё сам. Вы обеспечите его необходимыми инструментами, и скажете, что делать.

— Это недопустимо! Собаку нужно немедленно обездвижить и подвергнуть тщательному изучению. Наш проект слишком важен, чтобы позволять всяким неуклюжим недоучкам вмешиваться в процесс.

— Значит, вообще ни хрена не получите, — усмехнулся Матвей, с ненавистью глядя на учёного.

— Господин полковник, или вы немедленно арестуете этого человека, или я сообщу вашему начальству, что вы саботируете проект! — снова завизжал циркуль.

— Заткнись, тварь, пока я тебя и вправду не пристрелил, — зашипел Матвей, выхватывая пистолет, и досылая патрон в патронник.

В закрытом пространстве комнаты, лязг затвора прозвучал особенно звонко. Понимая, что терять этому человеку нечего, и свою угрозу он запросто может привести в исполнение, полковник быстро встал перед Матвеем, закрывая яйцеголового широкой спиной. Заметив его движение, Матвей, мрачно усмехнулся и, вскинув пистолет, прошипел:

— Бесполезно, полковник. С такого расстояния, я ему даже мимо тебя сумею яйца отстрелить. Ты моё дело читал, так что знаешь, что стреляю я не плохо.

— Угомонись, псих. Под трибунал захотел? — попытался урезонить его полковник, но Матвея уже понесло.

Потеряв всё, и совершенно случайно обретя рядом единственную, живую душу, он просто не мог позволить кому‑то причинять малышу боль. В него словно бес вселился. Злость, ненависть, обида, желание защитить смешались в один убойный коктейль, заставивший его сознание отступить, а кровь бешено нестись по жилам.

Полковник, заглянувший в его серые глаза, поперхнулся на полуслове, и растеряно отступил. И этих глаз на него смотрел не человек, а сама смерть. Понимая, что в таком состоянии этот ненормальный способен наделать серьёзных бед, полковник принялся спиной выжимать учёного в коридор, стараясь не делать резких движений.

Оказавшись в коридоре, он моментально развернулся и, ухватив яйцеголового за отвороты халата, яростно зарычал:

— Ты понимаешь, кретин, что этот парень сейчас здесь может настоящую бойню устроить? Этот кутёнок ему дороже десятка, таких как ты.

— Мои изыскания не могут быть прерваны из‑за эмоционального состояния какого‑то неуравновешенного субъекта. Это чистая наука, а не ваши шпионские игры в стиле плаща и кинжала, — с фанатичной настойчивостью ответил циркуль. – Моя теория генетического формирования организма и сознания плотоядных животных должна получить своё подтверждение.

— Ах ты тварь! Так ты вместо дела, здесь свои теории отрабатываешь ?! — рявкнул полковник, коротко всаживая кулак в живот циркулю.

Сложившись пополам, яйцеголовый хрипло застонал, пытаясь глотнуть хоть каплю воздуха и расслабить скрученные узлом мышцы. Но полковник решил не останавливаться на достигнутом. Этот склочный, желчный человек давно уже не вызывал у него ничего кроме раздражения и злости. На лежащего, на полу учёного градом посыпались резкие, сильные удары.

Экзекуцию прервал голос появившегося в коридоре человека. С полминуты, понаблюдав за избиением, он чуть усмехнулся, и громко спросил:

— Чем это вы там занимаетесь, полковник ?

— Интеллигента бью, — зло выдохнул Савенков, моментально разворачиваясь к подошедшему.