— Мне сообщили, голубчик, что у вас есть ко мне вопросы, — дипломатично, с лаской в голосе и во взгляде прошептала графиня.

— Есть, — почему-то так же шепотом ответил Иса.

— Прошу, — графиня указала сухоньким перстом на глубокое вольтеровское кресло, покрытое то ли новой, то ли хорошо отреставрированной серебристой парчой с вышитыми лилиями.

От кофе Иса поначалу твердо отказался. Но когда, погадав на старой кофейной гуще, на картах, на разбитых в серебряную чашу двух голубиных яйцах, на свечах и корундовых гроздьях, графиня однозначно пришла к выводу, что нужно брать столько акций алюминиевого комплекса в России, сколько удастся, он расслабился и дал согласие выпить чашку кофе со сливками и даже съесть свежий бриош.

— Марта берет их свежайшими внизу, в кабачке «Табу». Там, знаете ли, у знатных иностранцев стало модно пить по утрам кофе со сливками и бриошами, — пояснила графиня.

Марта, поставившая на круглый, красного дерева, покрытый тремя белоснежными кружевными салфеточками, столик, поднос с круассанами и бриошами, довольно, но скромно потупилась. Было видно, что она знает себе цену.

— Итак, у вас все, мой друг? — пытливо вглядываясь в сильное, хищное и непроницаемое лицо Исы, спросила графиня.

— Есть еще одна проблема, даже не проблема, — вопрос. Насколько я понял, ваши ответы, графиня, покоятся не на профессиональном знании предмета. Полагаю, вы мало что понимаете в глиноземе, акциях, офшорных зонах, авизо, металлургии и прочем. Но надежность совета по акциям алюминиевого комплекса вы гарантируете.

— Моими устами говорит судьба. Если угодно — Бог. Но мне кажется, вы — атеист.

— С Аллахом у меня сложные отношения.

— Пусть будет судьба. В судьбу-то вы верите?

— Разумеется. Я — человек Судьбы. Мне оставалось лишь чуть-чуть подгребать по течению, чтобы не прибило к берегу раньше времени.

Они помолчали, прихлебывая кофе, макая свежайший круассан в чашки и пытливо поглядывая друг на друга.

— В первом случае мой совет совпал с вашими предположениями?

— Да, — твердо ответил Иса.

— Так будет и со вторым вашим вопросом. Спрашивайте.

— Простите, графиня, вы что-нибудь понимаете в футболе?

— Ровным счетом ничего. Но мой муж Борис, он был тоже русским эмигрантом, но французом по происхождению, что несколько облегчило нашу натурализацию в Париже, в юности, играл. А потом, в тридцатые годы, был страстным болельщиком.

— Когда он умер?

— Его расстреляли в феврале сорок четвертого года немцы. Он был в «маки». В движении Сопротивления, если это что-то вам говорит.

— О, простите.

— Ничего, — рана кровоточит. Но это было так давно.

— А слово «Спартак» вам что-либо говорит?

— Был такой боец в Древнем Риме.

— Вот именно — боец... А сегодня так называется команда русских футболистов.

— Русских? Как интересно. Удивительно, насколько история идет по кругу. Даже моя нынешняя профессия постоянно возвращает меня в Россию.

— Только мысленно?

— Да. Я никогда не смогу забыть, как в двадцать первом году в Петрограде расстреляли практически всех моих родных. Но вернемся к Спартаку. Так называется русская футбольная команда, вы сказали? И что же?

— Мне крайне важно знать, насколько надежны предположения некоторых узких футбольных специалистов, утверждающих, что эта команда может стать фаворитом в борьбе за Суперкубок Европы.

— Это важно? Ну, алюминий, — это я понимаю.