– Порядок, Ричард. Позвольте, я устрою вас в кресле.

Дейв ловко изогнулся, подхватил Грея и почти понес на руках, едва позволяя касаться ногами земли, затем бережно опустил в кресло.

– Как все это мне ненавистно, Дейв! Не могу выносить собственное бессилие.

– Вы же поправляетесь не по дням, а по часам!

– Сколько времени я уже здесь, а вы до сих пор все затаскиваете меня в это проклятое кресло и вынимаете из него.

– Было время, когда вы не могли подняться с постели.

– Как давно я здесь, в клинике? – спросил Грей.

– Три или четыре месяца. Теперь, вероятно, уже четыре.

Его память молчала: целый кусок жизни был невосполнимо утрачен. Теперь он знал только этот сад, дорожки, вид на море, боль, бесконечные дожди и дальние холмы в тумане. Дни, неразличимо похожие один на другой, мешались в сознании, но в его прошлом существовал еще и этот утраченный фрагмент. Он помнил, что потом были операции, долгие недели постельного режима, полной неподвижности, когда он держатся только на успокоительных и обезболивающих. Как‑то он пережил все это, как‑то выкарабкался и был отправлен выздоравливать на другую койку, с которой долго еще не мог подниматься самостоятельно. Но сколько бы он ни пытался направить мысль назад, за пределы боли, что‑то в сознании отключалось: память ускользала, отказывалась ему служить. И снова были только сад, сеансы физиотерапии, Дейв и другие братья и сестры милосердия.

Постепенно он смирился с тем, что память не вернется, что попытки оживить ее только мешают выздоровлению.

– На самом деле я искал вас, – сказал Дейв. – К вам посетители.

– Гоните прочь.

– Возможно, вы захотите повидаться с девушкой. Она хорошенькая…

– Какое мне дело, – возразил Грей. – Они ведь из газеты?

– Думаю, да. Мужчину я уже видел прежде.

– Тогда скажите, что я на процедурах.

– Скорее всего, они пожелают подождать, пока вы не освободитесь.

– Мне же не о чем говорить с ними, нечего им сказать!

Пока они беседовали, Дейв надавил на рукоятки и развернул кресло кругом. Теперь, стоя позади Грея, он осторожно покачивал кресло вверх и вниз.

– Едем к дому? – спросил он.

– Похоже, у меня нет выбора.

– Конечно есть, мистер Грей. Но раз уж они прибыли из Лондона, то вряд ли уедут, не повидавшись с вами.

– Что ж, вперед.

Дейв налег на рукоятки и медленно покатил кресло. Предстоял долгий неспешный подъем наверх, к главному корпусу. Грей не раз проделывал этот путь самостоятельно, поэтому давно привык к неровностям тропинки и научился, как‑то инстинктивно предчувствуя каждый новый толчок, смягчать его воздействие на спину и бедро. Но сейчас, когда его вез другой человек, ему никак не удавалось предугадать очередную встряску.

Наконец они добрались до корпуса и въехали в здание через боковую дверь, которая автоматически открылась при их приближении. Кресло мягко катилось к лифту. Гладкий, без единой царапины, паркетный пол коридора был натерт до блеска и сверкал. Благодаря постоянным заботам уборщиков все помещение клиники сияло безупречной чистотой, даже обычного больничного запаха здесь не было: только глянец, лак, ковры, приглушенная акустика, ароматы интернациональной кухни. Это место больше напоминало дорогой отель, чем лечебное учреждение, и к пациентам здесь относились как к избалованным гостям, нуждающимся в постоянной опеке.