|
Раньше этим занимался ЦК КПСС, потом -- Администрация президента. Но вот я счел целесообразным выступить с таким предложением. Какова же была реакция Бориса Николаевича? Он сказал мне примерно следующее: "Егор Тимурович, вы хотите мне предложить воссоздать Отдел пропаганды ЦК КПСС? Так вот при мне этого не будет!" Это о многом говорит. Ведь сколько лжи, клеветы выливалось тогда и на него, и на всех нас! И чтобы он или кто-то по его поручению хотя бы раз позвонил на телевидение, на радио, в какую-то газету и отчитал кого-то даже и за прямую ложь, за прямую клевету, не говоря уже о каком-то просто "нежелательном" для власти выступлении, как это сплошь и рядом бывало при коммунистах (этим чаще всего занимался тот же Агитпроп ЦК)! Не было этого при Ельцине. Так что, еще раз скажу, отторжение от коммунистического прошлого, коммунистических методов управления стояло на одном из первых мест среди мотивов Ельцина. Оно оказывалось доминирующим даже тогда, когда ему предлагали вроде бы что-то достаточно рациональное, но в чем он усматривал ненавидимую им коммунистическую традицию.
Так почему он ошибся?
Напоминаю собеседнику: после выборов 1996 года Ельцин основательно занялся поиском "наследника" -- такого человека, который обеспечил бы "преемственность власти и курса", а после дефолта 1998 года почти целиком сосредоточился на этой задаче. Вполне очевидно, говорю, что решить ее Ельцину так и не удалось: при Путине, как мы знаем, курс был резко изменен. Спрашиваю Гайдара, как он думает, в чем заключалась ошибка Ельцина? Он плохо разбирался в людях или его главной целью было все-таки не обеспечение преемственности курса, а что-то другое? Гайдар категорически отвергает это «что-то другое»: -- Абсолютно убежден: главным приоритетом для него был вопрос о том, куда пойдет Россия. Главным для него было -- обрести уверенность: все, что он делал, это не напрасно, это не будет пересмотрено. Но это-то, говорю, и оказалось в значительной степени деформировано, изменено… -- Я вам скажу так, -- говорит Гайдар, -- всякий человек, который имеет дело с Россией на переломных этапах ее развития, сталкивается с рисками когда-то сделать ошибку. Повторяю, я убежден, что Борис Николаевич, в первую очередь, думал о сохранении курса. И по состоянию на конец 2002-го -- начало 2003 года мне казалось, что он не сделал ошибки при выборе преемника. К этому времени были проведены фундаментальные позитивные реформы. Была обеспечена частная собственность на землю. Проведена радикальная налоговая реформа, стабилизированы финансы. Было сделано очень много по модернизации трудового законодательства… В общем, казалось, что развитие событий в целом позитивное. Оно идет в том направлении, которое было задано при Ельцине. Нетрудно было убедить себя в том, что мы успешно прошли этот тяжелейший период нашей истории, вышли на путь поступательного развития страны. Это был момент, когда отношение мировых элит -- интеллектуальных, политических, финансовых, экономических -- к России достигло высшей степени благожелательности. То есть, по крайней мере, на три года Ельцин спрогнозировал действия своего преемника достаточно адекватно. Три года -- это немало. Я возражаю Гайдару, что сказанное им все же относится в основном к экономической сфере деятельности Путина. А вот поле демократии в России уже тогда начало скукоживаться. Гайдар не согласен: -- Я могу вам сказать за себя. О том, как я видел ситуацию, скажем, весной 2002 года. У меня не было ощущения, что демократия в России скукоживается (это не значит, что я был прав). Да, у меня не было убежденности (и я говорил об этом еще до того, как Путин стал президентом), что он верит, что демократия России нужна, по крайней мере, сегодня. Для меня здесь стоял большой вопросительный знак. Я был убежден, что он хочет, чтобы в России проводилась полезная и ответственная экономическая политика, что он будет реалистом в вопросах внешней политики… Мне кажется, что ему слишком часто рассказывали, как Горбачев был неправ, когда он пытался соединить либерализацию экономики и политики. |
