Брейв Аттекер ядовито зашипел, откликаясь на действия пилота, судорожно дернулся, еще круче наклонил нос и почти вертикально устремился вниз. Началась аварийная посадка. Мимо фонаря замелькали дымчатые полосы туч, и сразу на обшивке задрожали прозрачные сиреневые отсветы. Атмосфера планеты была перенасыщена электричеством, грозы невиданной на Земле силы считались самым обычным явлением, и потому стандартные катера пришлось немного переделать. Сверкание сиреневых молний не слишком обеспокоило Ларса-Уве, и он пребывал в безмятежной уверенности, что проболтается на воде часа три-четыре, прежде чем его подберут. Неприятное плавание в холодном мелком море на совершенно не приспособленной для этого посудине. Ларс-Уве еще подумал, что Тхонг не преминул бы съязвить — викинг, а плаваний побаивается.

Идиллия разлеталась ослепительными белыми осколками, когда Брейв Аттекер уткнулся носом в раскидистое дерево-молнию. Полыхнуло одновременно множество голубых факелов, словно у электрического дракона взамен срубленной моментально выросло множество новых зубастых голов. И если древние богатыри хорошо умели справляться с драконами, то современной технике он оказался не по силам — Брейв Аттекер заскрипел всеми суставами, затрещал, испустил жалобный визг и рассыпался. Просто рассыпался на куски. Ларс-Уве внезапно обнаружил себя болтающимся в воздухе на парашюте. Кресло вертело, кружило и качало, что вызвало у Стормгрена приступ морской болезни, хотя в воду он попасть еще не успел.

Кое-как он пришел в себя и, глупо улыбаясь, бессмысленно уставился на лихорадочно пляшущие серые вихри, изредка освещаемые блеклыми сиреневыми вспышками. Где-то внизу, беспорядочно кувыркаясь, летели догорающие остатки катера. Трескучие раскаты грома неприятным холодком отдавались в спине. Теперь, когда его больше не отделяли от бушующей стихии стенки кабины, оказавшиеся, правда, тоже не слишком надежной защитой, Ларс-Уве почувствовал себя гораздо менее уверенно. А тут еще следом за беспомощно покачивающимся креслом увязалась стайка поблескивающих и плюющихся искрами прозрачно-голубых шариков. Такой эскорт, по мнению Ларса-Уве, был совершенно неуместен, однако он мог только осыпать шарики бесполезными проклятиями, сделать что-либо он был не в силах. Попытка вызвать базу завершилась полной неудачей, в наушниках слышались треск, хруст и шипение, даже отдаленно не напоминавшие очаровательный голосок Айны, дежурившей на связи. Да, теперь ему предстояло не плавание, а еще менее приятное купание в бурном море.

А потом один из сопровождающих шариков, плавно раскачиваясь, подплыл совсем близко. Ларс-Уве инстинктивно вжался в спинку кресла, пытаясь отодвинуться подальше от нежеланного спутника. Тот принялся крутиться взад-вперед, словно заигрывая с Ларсом-Уве, но незадачливый пилот думал только о том, что парашют опускается слишком медленно. Шаровая молния снова приблизилась, и Ларсу-Уве померещилось, что он слышит потрескивание разрядов сквозь забрало шлема. Нервы у него не выдержали, он закричал что- то нечленораздельное, замахал руками… Однако молния ничуть не испугалась, напротив, привлеченная трепыханиями Ларса-Уве она стремительно двинулась навстречу его креслу. Снова загорелось бледное электрическое пламя, омерзительно пахнуло жженым пластиком…

Когда Ларс-Уве очнулся, то выяснилось, что кресло пропало бесследно, так же, как и катер. Очевидно, местные грозы имели неприятную способность поглощать без остатка любое полезное снаряжение. Сколько времени он пробыл без сознания — Ларс-Уве даже не представлял, но на его счастье гроза уже закончилась, ветер стих, и он болтался на воде, удерживаемый костюмом. То, что сначала казалось вступлением к веселому приключению, постепенно приобретало более чем неприятный характер, и становилось неясно, сумеет ли Ларс-Уве выпутаться из этой передряги. Если только аварийный передатчик, заделаный в ткань комбинезона откажет…

Постепенно тучи рассеялись, и показалось солнце.