В хорошем плаще и шелковой тунике он неспешно прогуливался по престижному району города…
Теперь этот плащ был старательно свернут и уложен на табурет, на котором восседал вор. Перед ним стоял маленький столик. Чувствуя себя немного не в своей тарелке, он тем не менее решил провести ночь среди богатых и знатных — ведь и они не всегда были такими. Вор приметил одну привлекательную молодую женщину и ухаживал за ней, проявляя больше отваги, чем опыта. Она и впрямь была молода, в девятнадцать-то лет, — и все же постарше вора, несмотря на массивность его фигуры. Меч юноши вызвал у девушки вопросы.
— Телохранитель, — ответил он. — Мой господин скоро прибудет.
И никто не запретил ему носить меч, даже здесь, в "Шадиз-сарае", куда захаживали только способные похвастаться знатным происхождением или знатным состоянием.
— Там, в Симрии, мужчины вырастают, безусловно, здоровые, — оценивающе заметила привлекательная молодая женщина.
— В Киммерии, — поправил он.
Вор наклонился к смазливому личику своей собеседницы. Он сидел, навалившись на низкий круглый столик, окруженный непризнанной знатью. Когда вор кивнул, его голубые глаза сверкнули, словно сапфиры.
— Когда мне было всего пятнадцать… Давным-давно. — поспешно уточнил он, — я был шести футов ростом и весил на двадцать фунтов меньше двухсот. Тогда я участвовал в походе орды обезумевших от крови северян. Наша орда захлестнула надменный аванпост Аквилонии Венариум. Мы поставили на место этих аквилонцев — огнем и мечом!
"Ах, значит, давным-давно, — подумала она. — А если тебе уже стукнуло восемнадцать, то мне восемьдесят!"
Эта девушка знала мужчин и равнодушно взирала на вора с высоты этого своего знания, хотя ей было только девятнадцать лет. Женщиной она стала уже в четырнадцать, а когда ей исполнилось шестнадцать, толстый купец восьмидесяти четырех лет забрал ее с улицы. С тех пор ее крашеные медные волосы чуть выцвели, а позолоченный медный лиф чуточку съехал вниз. Но, по крайней мере, ее нынешний любовник был молодым, перспективным и еще не утратил своих мужских достоинств. Очень жаль, что скоро он сам сюда заявится. Юный великан, восседавший перед ней, — горец с прямоугольно подстриженной черной гривой над широким лбом и горящими глазами, похожими на свисающие с ее ушей агаты с голубыми прожилками, — он-то был и того моложе, и выглядел так мужественно.
"Плечи-то величиной с мои бедра, только бугрятся мускулами!"
Но, тем не менее, он мальчишка, причем неопытный, не знающий города, и лжец. Наверняка вор, подумала знающая улицы женщина. Ибо как же еще в городе воров иностранец с таким акцентом мог приобрести серебро, которым он расплачивался с хозяином трактира?
Ну… пока не пришел ее Кагул, этот юнец с Севера купил ей хорошее вино. К тому же вид у него был очень мужественный… Хотя такие вещи остались в прошлом и были теперь ниже ее достоинства… Килия никак не могла придумать, как бы разлучить этого паренька с его монетами… В душе ее шла тяжелая борьба.
— Пятнадцать! Ах, Конан! Я никогда не уверена, серьезно ты говоришь или просто пытаешься вскружить бедной девушке голову своими страшными сказками!
Вор моргнул, и палачи в застенке у пьяницы царя могли бы утонуть в голубой невинности его глаз.
— Я не вру, Килия.
Юность их проходила одинаково.
— Да? — Девушка пристально посмотрела на юношу округлившимися поблескивающими карими глазами, доставшимися ей в наследство от предков-атлантов, смешавшихся с покоренными ими народами. — Никогда?
— Почти никогда, — ответил он, и они дружно рассмеялись. Конан придвинул табурет поближе к ней. |