Она блуждала еще какое-то время, открывая наугад двери, спрашивая себя, где же лес, пруды. И запрокидывала голову, пытаясь под железными сводами разглядеть птиц…

К счастью, Зигрид никого не встретила на своем пути, пока дошла до своей каюты.

А внутри помещения ее снова охватило странное чувство, какое бывает, когда попадаешь не в свою квартиру. И здесь все было незнакомым. И фотографии на стенах, и газеты, сложенные стопкой на прикроватном столике, и книги на полках. Прочла ли она их? Наверное. Но не смогла сказать ничего об их содержании. Словно Зигрид никогда тут не бывала. Впрочем, как можно жить в этой банке, не имеющей выхода во внешний мир?

Зигрид села на край кровати, положила руки на колени, боясь к чему-либо притронуться, как маленькая девочка, приехавшая в первый раз в гости к дяде, живущему в деревне.

Глава 24

Таинственные исчезновения

Зигрид боялась выйти из каюты. Мир подводной лодки, ставший вдруг чужим, пугал ее. Возникал страх, как бы не потеряться в лабиринтах коридоров. Основную часть времени девушка лежала в кровати, перебирая воспоминания, вызывая ощущения. Порой засыпала, но часто просыпалась. Ей все время снилась Алмоа. Зигрид страдала от того, что не чувствовала больше запаха леса, не могла поднять руки над головой, чтобы «поймать» ветер. Но больше всего ей не хватало Кобана. Порой она даже просыпалась в слезах и с его именем на губах. Двадцать лет, боже мой! Двадцать лет совместной жизни, а потом вдруг внезапная разлука, расставание… Словно пропасть разверзлась в ней, возникло страшное ощущение пустоты.

Утром, увидев отражение в зеркале над раковиной, она себя не узнала. Кто эта девочка, что смотрит ей в глаза с потерянным видом? Зигрид даже дотронулась до зеркальной поверхности, желая удостовериться, что не смотрит на нее из отверстия в стене. Ведь на подводной лодке, где все друг за другом шпионят, это вполне возможно.

С некоторым отвращением она разглядывала незнакомку с белой кожей, со светлыми волосами, такую некрасивую. К счастью, алмоанки не такие. Их кожа приятного голубого оттенка гораздо привлекательнее этих блеклых красок! Почему же зеркало не отражает ее настоящий облик… ее внешность алмоанки?

У Зигрид вдруг застучали зубы — она поняла, что приняла себя за кого-то другого!

Воспоминания Кобана вместо того чтобы ослабеть, стереться, постепенно заменяли ее собственную сущность. Если она не воспротивится, ее «я» растворится, разъеденное имплантатами памяти, которые алмоанец вживил в нее.

— Со временем я стану думать, как Кобан, — прошептала девушка.

Нагнувшись к зеркалу, Зигрид стала рассматривать свое отражение. Теперь оно показалось знакомым, но как-то не хотелось узнавать в нем себя. Не хотелось мириться с бледным лицом, с похожими на паклю волосами. Она не ожидала увидеть такое отражение и еле сдерживалась, чтобы не начать царапать ногтями эту чужую кожу в надежде убедиться, что видит всего лишь маску, которую налепили ей на лицо во время сна.

Ее мучил голод. Зигрид подумала, что, наверное, Кобан так же мучается там, внизу, в заброшенном отсеке. Ей надо пойти и накормить его, иначе он умрет от истощения. Трижды дотрагивалась девушка до ручки двери, чтобы отправиться в камбуз. И трижды замирала на пороге, обездвиженная мыслью, что придется опять идти по тесным, опутанным трубами переходам подводной лодки.

Сам же образ Кобана подвергался странным изменениям. Иногда юноша представлялся как друг детства, с которым она выросла и всем делилась.