Изменить размер шрифта - +

Это серьезно, — размышляет Питер Джексон. — Джо Малик вовсе не параноик. Джексона ничуть не обманывает непробиваемое выражение лиц Малдуна и Гудмана, он давным давно обучился искусству выживания черного человека в белом мире. Это искусство заключается в умении читать не выражение лица, а то, что скрывается за ним. Копы возбуждены и взволнованы, как охотники, идущие по следу очень крупного, но крайне опасного зверя. Значит, Джо был прав, когда говорил о заговоре с целью убийства, а его исчезновение и взрыв были частью этого заговора. Это значит, что Джордж Дорн тоже в опасности, а Питер симпатизировал Джорджу, хотя тот во многих отношениях был еще сопляком и, как все молодые белые радикалы, полным засранцем, когда дело касалось расовых вопросов. — Мэд Дог, штат Техас, — размышляет Питер, — уже по названию чувствуется, что там можно нарваться на большие неприятности.
(Почти полвека назад опытный грабитель банков Гарри Пирпонт подошел в Мичиганской городской тюрьме к молодому заключенному и спросил его: «Как ты считаешь, может быть одна истинная религия?»)
Но почему Джордж Дорн кричит, пока Сол Гудман читает записки? Дождемся следующего прыжка... и вы будете шокированы. Сол уже не человек; теперь он свинья. Все полицейские — свиньи. Все, во что вы верите, вероятно, является ложью. Мир — это мрачное, зловещее, таинственное и очень страшное место. Способны ли вы все это как то воспринимать? Тогда войдем в сознание Джорджа Дорна во второй раз, за пять часов до злополучного взрыва в «Конфронтэйшн» (если же смотреть по часам, то за четыре часа), и затянемся косячком, затянемся глубоко и задержим дыхание (Один час... два часа... три часа... рок!) Вы лежите на убогой койке в захудалом отеле, и неоновые огни снаружи отсвечивают на стенах вашего номера розовыми и голубыми бликами. Медленно выдыхайте, почувствуйте, как трава ударяет в голову, и ждите, пока не станут ярче обои на стенах. Жарко, по техасски сухо и жарко, и вы, Джордж Дорн, откидываете длинные волосы со лба, вытаскиваете записную книжку и перечитываете записи, стараясь понять, куда вас на самом деле занесло. На странице, освещаемой розово голубыми неоновыми бликами, вы читаете:
23 апреля
Откуда мы знаем, Вселенная расширяется или же объекты в ней уменьшаются? Чтобы утверждать, будто Вселенная становится больше, ее надо сравнить с чем то, что находится вне ее, но для Вселенной ничего снаружи нет. Ничего внешнего. Но если Вселенная внешне не ограничена, она может расширяться бесконечно. Да, но ведь ее внутренность не вечна. Впрочем, откуда тебе это ивестно, говнюк? Ты же просто играешь словами.
— Нет, не играю. Вселенная — это внутреннее без внешнего, хлопок одной...

* * *

И тут в дверь постучали.
К Джорджу пришел Страх. Когда он был под кайфом, малейшая ерунда, которая не вписывалась в его мир, вызывала в нем неодолимый, безотчетный Страх. Он затаил дыхание, но не для того, чтобы задержать в легких дымок, а потому, что ужас парализовал мышцы его груди. Он уронил маленькую записную книжку, в которую ежедневно записывал свои мысли, и, как всегда в момент паники, схватился за пенис. Рука, державшая косячок, машинально скользнула к пустотелой книге Синклера Льюиса "У нас это невозможно", которая лежит рядом с ним на кровати, и бросила полудюймовый окурок на пластиковый мешочек, наполненный зеленым порошком. В мешочке мгновенно образовалась коричневая дырка размером с десятицентовую монету, и дурь вокруг уголька задымилась.
«Идиот», — пробормотал Джордж, раздавив большим пальцем тлеющий уголек, и на его губах появилась гримаса страдания.
В номер ввалился низкорослый толстяк, на хитром личике которого невозможно не прочесть слово «полицейский». Джордж инстинктивно отпрянул и начал закрывать томик "У нас это невозможно"; три жестких железобетонных пальца молниеносно ударили его в предплечье.
Быстрый переход