|
Пора нам обрабатывать людей твоего поколения, и не просто разговоры говорить, а чтобы вы видели все собственными глазами. Ну как, хочешь? И Джо Малик, бывший троцкист, бывший студент технарь, бывший либерал, бывший католик, моргнуть не успел, как ответил: «Да». И услышал, как где то в глубине души громкий, хотя и неслышный голос произнес какое то более глубокое «да». Он хотел — астрологии, «И цзина», ЛСД, демонов, всего, что мог предложить ему Саймон в качестве альтернативы миру здравомыслящих и рассудительных людей, которые здраво и рассудительно прокладывали путь к тому, что могло означать для планеты только гибель. (НАС НЕ СДВИНУТ С МЕСТА) — Бог умер, — пел священник. — Бог умер, — хором вторил ему хор. — Бог умер: мы все абсолютно свободны, — ритмичнее выпевал священник. — Бог умер, — подхватывал почти гипнотический ритм хор, — мы все абсолютно свободны. Джо нервно ерзал на стуле. Богохульство кружило голову, но одновременно и пугало. Он задумался о том, сколько же еще страха перед адом сохранилось со времен католического отрочества в темных закоулках его черепа. Они находились в изящно обставленной квартире над Лейк шор драйв («Мы всегда здесь встречаемся, — объяснил Саймон, — из за аббревиатуры названия улицы»), и шум машин далеко внизу странно смешивался с подготовкой, как догадывался Джо, к черной мессе. — Делай, что хочешь: вот весь закон, — распевал священник. — Делай, что хочешь: вот весь закон, — вторил ему вместе с хором Джо. Священник — единственный, кто не снял с себя одежду перед началом церемонии, — был румяным мужчиной средних лет с белым воротничком, и Джо было неуютно отчасти из за того, что выглядел он уж очень по католически. Ситуация ничуть не улучшилась, когда при знакомстве со священником, к которому его подвел Саймон, тот представился как «Падре Педерастия», причем произнес это с подчеркнуто игривой интонацией, кокетливо глядя прямо в глаза Джо. По мнению Джо, паства состояла из двух совершенно разных категорий «прихожан»: нищих хиппи профессионалов из Старого Города и богатых хиппи любителей как с самой Лейк шор драйв, так и, вне всякого сомнения, из рекламных агентств на Мичиган авеню. Однако их было всего лишь одиннадцать, включая Джо, а с Падре Педерастией — двенадцать. Где же традиционная чертова дюжина? — Готовим пентаду, — велел Падре Педерастия. Саймон и весьма миловидная юная девушка, ничуть не смущаясь своей наготы, встали со своих мест и направились в сторону двери, которая, как предположил Джо, вела в спальню. По дороге они взяли кусочек мела со стола, на котором в специальной подставке в форме козлиной головы курились гашиш и сандаловое благовоние, и, опустившись на корточки, нарисовали на кроваво красном ковре перед дверью большой пятиугольник. Затем к каждой стороне пятиугольника они пририсовали по треугольнику, и так получилась звезда — особая звезда, которая, как было известно Джо, называлась пентаграммой — символом оборотней и демонов. Ему вдруг вспомнился сентиментальный старый стишок из фильма Лона Чейни младшего, но сейчас он почему то перестал казаться ему пошлым: Даже тот, кто сердцем чист И читает перед сном молитвы, Может превратиться в волка, Когда цветет волчий корень И полна осенняя луна. — И О, — упоенно пел священник. — И О, — с чувством подхватывал хор. — И О, Э О, Эвоэ, — становилось громче пение. — И О, Э О, Эвоэ, — следовал ритмичный ответ хора. Джо ощутил, как его рот наполняется странным, пепельно едким вкусом, а в кончики пальцев ног и рук вползает холод. Внезапно воздух в комнате неподвижно застыл, став отвратительно слизким и влажным. |
