Он только что рассказал мне о своей последней встрече с редактором Джозефом Маликом перед его исчезновением.
— Пусть зайдет, — сказал Малдун.
Питер Джексон оказался чернокожим, именно черно , а не темнокожий. Несмотря на весеннюю погоду, он был тепло одет. И было совершенно очевидно, что он очень боится полицейских. Сол сразу это понял и начал думать о том, как преодолеть этот страх, попутно отметив, каким ласковым вдруг стало лицо Малдуна. Несомненно, Барни тоже почуял испуг Джексона и решил брать его тепленьким.
— Присаживайтесь, — радушно сказал Сол, — и расскажите нам все, что вы только что сообщили нашему офицеру.
С нервными людьми разумнее всего сразу же отказаться от роли полицейского и играть любую другую роль, которая позволяет совершенно естественным образом задавать много вопросов. Сол начал входить в образ семейного доктора, которым обычно пользовался в таких случаях. Он заставил себя почувствовать на своей шее стетоскоп.
— В общем, — начал Джексон с гарвардским акцентом, — не знаю, так ли это важно. Возможно, это просто совпадение.
— Чаще всего то, что нам приходится выслушивать, оказывается не слишком важным совпадением, — мягко сказал Сол. — Но наша работа как раз и заключается в том, чтобы слушать.
— Сейчас уже все, кроме полных психов, отказались от этого, — сказал Джексон. — Я очень удивился, когда Джо сказал мне, куда он хочет втянуть наш журнал. — Джексон умолк, глядя на невозмутимые лица обоих детективов; ничего на них не прочитав, неохотно продолжил: — Это было в прошлую пятницу. Джо сказал мне, что он нащупал интересную тему и хочет бросить на нее одного из штатных журналистов. Речь шла о возобновлении расследования убийств Мартина Лютера Кинга и братьев Кеннеди.
Сол, стараясь не встречаться взглядом с Малдуном, незаметно прикрыл шляпой бумаги на столе.
— Прошу меня извинить, — вежливо сказал он и вышел из кафетерия.
Он нашел в холле телефонную кабину и позвонил домой. После третьего звонка Ребекка сняла трубку. Видимо, после его ухода ей так и не удалось заснуть.
— Сол? — она догадалась, кто может звонить в такой час.
— Это надолго, — сказал Сол.
— Вот черт!
— Знаю, малышка. Но дело совершенно сволочное! Ребекка вздохнула.
— Хорошо, что мы успели до твоего ухода немного поразвлечься. иначе я бы сейчас была просто в ярости.
Сол неожиданно представил, что подумал бы посторонний человек, услышав этот разговор. Шестидесятилетний мужик и его двадцатипятилетняя жена. Если бы кто то знал, что, когда я с ней познакомился, она была шлюхой и сидела на героине...
— Ты знаешь, что я собираюсь делать? — понизила голос Ребекка. — Сейчас я сниму ночную рубашку, сброшу одеяло на пол и лягу в постель голая. Буду думать о тебе и ждать.
Сол усмехнулся.
— Знаешь, мужчине моего возраста, да еще после такой ночи, вовсе не обязательно на это реагировать.
— Но ты же отреагировал, да? — ее голос был уверенным и чувственным.
— А как же. Наверное, еще пару минут не смогу выйти из телефонной кабины.
Она тихо рассмеялась:
— Я буду ждать...
— Я люблю тебя, — сказал он, привычно удивляясь силе этого чувства для мужчины его возраста. Я вообще никогда не смогу выйти из этой кабины, если так будет продолжаться. — Слушай, давай сменим тему разговора, а не то мне придется впасть в порок старшеклассников. Что ты слышала об иллюминатах?
Пока Ребекка не пристрастилась к наркотикам и не начала падать в бездну, из которой он ее вытянул, она изучала антропологию и психологию. Сола часто поражала ее эрудиция.
— Это розыгрыш, — сказала она.
— Что что?
— Мистификация. Придуманная компанией студентов из Беркли где то в шестьдесят шестом или шестьдесят седьмом году. |