— Ну же, Мидас! Забери свои очки! — сказал Бертрам. — Торо, торо!
Хэл аж закашлялся от смеха. Еле дышавший Кевин мог только ворчать и храпеть, как бык. Джош выбежал на поляну и, как это часто случалось, немедленно взялся за дело друга. С родителями-адвокатами поневоле научишься доносить истину до луковиц и картофелин.
— Бертрам, ты же понимаешь, — сказал он, — что и без того будешь отвечать за жвачку в волосах Киркпатрика. На твоем месте я бы сейчас залег на дно.
Кевин практически слышал, как совет влетел Бертраму в одно ухо, отразился от стенок черепа и вылетел в другое.
— Ее бросил Хэл, — парировал хулиган.
— Это была твоя жвачка, — сказал Джош.
Бертрам только отмахнулся и вернулся к корриде. Тут его музыка, без умолку грохотавшая уже много лет, внезапно прекратилась.
Издалека донесся шум водопада и пение птиц на верхушках сосен — звуки природы, должно быть, страшно раздражавшие хулигана.
— Что за?.. — удивился Бертрам, обернувшись. Джош извлек кассету и отошел, держа ее в руке. У Кевина глаза на лоб полезли. Выключить магнитофон громилы отважился бы только самоубийца. Хулиган оскалил свои отборные зубы и зарычал, как голодный питбуль:
— А ну отдай!
Предприимчивый мальчик продолжал пятиться, держа попавшую в заложники кассету в руках и направляясь к туалету.
Маленькое зеленое сооружение размером с телефонную будку распространяло один из тех ароматов, что запоминаются до конца жизни. Джош распахнул дверь, и удушающая вонь незримыми пальцами смерти потекла наружу.
Бертрам бросился было к нему, но мальчик занес над дырой руку с кассетой:
— Еще один шаг, и она летит вниз.
Кевин, все еще в железном Тройном Нельсоне, стал свидетелем того, как Джош Уилсон заставил Бертрама Тарсона онеметь. О таком рассказывают внукам.
— Ну, Джош, мы же только шутили! — проныл хулиган. — Ты ведь этого не сделаешь, правда?
Тот улыбнулся:
— Заключим сделку. Я отдам тебе твою музыку, если ты отпустишь Кевина и отдашь ему очки. — Бертрам не ответил. — Предложение действует пять секунд.
Хулиган посмотрел на своего подпевалу и кивнул. Хэл швырнул заложника на землю, и тот судорожно вдохнул.
— Хорошо, — сказал Джош, — а теперь очки.
— Сначала кассета.
— У тебя три секунды.
Лишенный возможности торговаться, Бертрам швырнул очки их владельцу. Джош кинул хулигану кассету, выполняя свою часть сделки — что в данной ситуации было не очень-то разумно.
— Берегись! — крикнул Кевин, но было слишком поздно. Громила схватил незадачливого шантажиста за горло и со стуком впечатал его в стену туалета:
— Ты тронул мои песни! — с красным лицом заорал Бертрам. — Никто не прикасается к моим песням! — Хэл открыл дверь уборной, и стало очевидно, что они задумали.
Хулиганы головой вперед потащили Джоша к дыре.
— Послушайте! — воззвал тот. — Вы не можете так поступить! Подумайте о вашей совести!
— У нас ее нет.
Тогда Кевин кинул шишку. Она со свистом пролетела по воздуху и отскочила от затылка Бертрама.
Хулиган медленно повернулся к мальчику, с решимостью снайпера стоявшему на другом краю поляны. С Кевина было достаточно. Внутри него как будто загоралось что-то очень и очень взрывоопасное.
— О Боже! — сказал Джош, осознав, что друг настроен серьезно.
Бертрам только угрюмо улыбнулся неуклюжим потугам Кевина выглядеть храбрецом:
— Ты кинул в меня шишку, Мидас?
Кевин, не дрогнув, сдвинул очки на лоб, и прорычал два слова:
— Твою мать. |